Кац не предаст свои принципы.
— Это все так ужасно…
Ахаю жалобно, надрывно, навзрыд, а он притягивает меня к себе, обнимает и сейчас Иван настоящий, без прикрас и маски отчужденности. Такой вот неидеальный, непростой, но… мой.
Притягивает к себе, обнимает и ласкает волосы, а я слышу, как у него в груди набатом бьется сердце, как колокола бухают неровным перезвоном.
Раненый, загнанный зверь, сильный и подбитый, но все равно не идущий на компромисс с совестью.
Даже ценой собственной жизни. Мой праведный грешник.
— Любишь меня, говоришь? — наконец, поднимаю голову и заглядываю в такие родные льдины.
— Да.
Кивок и хватка на моих плечах тяжелеет.
— Так сделай мне нормальное предложение, Иван. Не ставь перед фактом, так как мой ответ “да”. Да, я хочу стать твоей женой, хочу носить твою фамилию и прожить с тобой жизнь, ты понимаешь это?!
Не выдерживаю его взгляда, отталкиваю и отворачиваюсь. Всхлипываю прерывисто, пытаюсь дышать.
Слышу шаги за спиной, уходит, наверное. Не оборачиваюсь, щелчок двери.
Ушел…
Погружаюсь в свои чувства, вытираю с щек слезы, горькое разочарование из-за его молчания, непонимание, все обрушивается лавиной.
Вздрагиваю, когда неожиданно слышу удивительно мягкий голос Ивана за спиной:
— Рори…
Поворачиваюсь и чуть не падаю, когда протягивает ко мне кулак и раскрывает ладонь, а там тоненькое червонное колечко, обручальное…
Вскидываю на него глаза, полные слез.
— Это кольцо моей матери. Неказистое, легкое, совсем недорогое, но для меня бесценное
— Я…
— Единственное, что осталось от моей жизни, память о том, что жил когда-то на свете мальчишка-разгильдяй, была у него семья и он знал, что такое любовь…
Губы начинают дрожать, прикладываю по инерции ладонь к устам, чтобы заглушить всхлипы, ловит мои пальцы и смотрит мне в глаза.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Аврора. Не просто на бумаге. Я хочу с тобой обвенчаться в православном храме по традициям моей веры, чтобы на веки вечные, чтобы навсегда…
Слезы катятся по щекам, а в сердце щемящая тоска…
— Ответь мне, Рори, ты пойдешь со мной под венец, станешь моей по-настоящему?
Не могу сдержать своего порыва, встаю на носочки и обнимаю Ивана за шею, наклоняется ко мне, а я, как слепой котенок, тыкаюсь мокрыми губами в его подбородок.
У моих поцелуев соленый вкус горечи пролитых слез и необыкновенного счастья, покрываю поцелуями его лицо, куда могу дотянуться, пока, наконец, не поддается и не сминает мои дрожащие уста в привычном горячем поцелуе, выбивает все мысли и единственное, что удается пролепетать прежде, чем нас накроет обоюдная страсть, это мой надрывный стон: