И Виктор помогает. Помогает и там, где нужно помочь, и там, где можно обойтись без него. Помогает делать и расставлять макеты, чертить и развешивать схемы, подключать электропроводку, устанавливать приборы… День полностью загружен, а на сердце… Нет, не с таким настроением подходил Виктор несколько дней назад к проходной.
Еще раз взглянул лейтенант на безопасную теперь мину, на ко всему равнодушный якорь.
— Пойду хоть о чужих подвигах почитаю, — решил он, увидев проходящий автобус, и поднял руку.
— До библиотеки! — протянул он деньги кондуктору.
* * *
В этом городе море видно отовсюду — видно оно и из окна читального зала. Сидит лейтенант, читает и время от времени поглядывает на море. Книга такая, что запоем читать не станешь, — дата, две-три строчки текста, снова дата. Но за каждой строчкой, за каждым словом — любовь к Родине, ненависть к врагу, мужество бесстрашных сердец.
Книга о подвигах моряков. Много, ох много здесь имен. Самые славные, самые выдающиеся здесь упомянуты, а вон какой том получился!
Прочитал лейтенант несколько строчек, взглянул вдаль. Предвечерняя дымка затянула горизонт, размыла очертания предметов. Вспыхнул маяк на далеком мысу, замигали бледноватые блики света; море сразу же потемнело, налилось густой синевой, и только облака остались такими же, как днем. И казалось, что из призрачной дали выплыли белопарусные громады готовых к бою кораблей.
Кто-то включил свет в зале, и за окном сразу все исчезло, кроме прерывистых огней маяка. Снова Виктор склонился над книгой и даже вздрогнул от неожиданности: сидит рядом с ним человек, а когда сел — не заметил. Тоже, видать, моряк: темно-синий китель ладно обтягивает тугие плечи, широкую грудь. Погон нет, но все по-уставному: подворотничок подшит, пуговицы начищены до блеска. Не молод, наверное, далеко на пятьдесят. Высокий лоб, кажущийся еще выше из-за того, что голова обрита наголо, перерезан морщинами, морщины лежат и на щеках, и на подбородке; в небольших, опущенных книзу усах седина; брови белесые, то ли от седины, то ли выгорели. А под ними острые серые глаза с черными точками зрачков.
Человек тоже смотрел в окно, но вот повернулся к Шорохову, сунул руку в карман, вытащил оттуда короткую изогнутую трубку, повертел ее, положил обратно.
— Интересуетесь? — кивнул на книгу.
— Да, — ответил Шорохов. — Книга такая…
— Читается лучше любого романа, — густым басом проговорил сосед.
— Да тут о каждом подвиге можно роман писать! — невольно воскликнул Виктор. — Жаль только…
— Что о нашем времени ничего не сказано? — перебил его моряк.