А травма? Я смотрю на свою забинтованную левую ногу, и у меня вырывается горький смех.
— Знаешь, эта нога мучает меня уже много лет. Я порвала сухожилие, когда училась в корпусе, а год назад сломала ахиллесову кость.
Мой желудок сжимается, и я чувствую, как холодный пот выступает на затылке при воспоминании о хлопке, который прозвучал как выстрел, когда я упала на сцене. После операции и почти года изнурительной физиотерапии я наконец-то была готов вернуться на сцену.
Я вздыхаю.
— Наверное, я должна быть благодарна, что это одна и та же нога, а?
Зарикс не отвечает, и я грустно улыбаюсь. Я знаю, что он не понимает большей части того, о чем я говорю, но это помогает высказать вслух то, что я потеряла.
— Мне очень жаль, — тихо говорит Зарикс. — Ты сильная, жизнерадостная женщина.
Я улыбаюсь. Несмотря на грубую внешность Зарикса, он каким-то образом точно знает, что мне нужно услышать.
— Спасибо, — говорю я.
— А как насчет твоей семьи?
— Я единственный ребенок в семье. И это было к счастью, потому что балет стоит дорого, и я не могу представить, чтобы мои родители могли себе это позволить, если бы у них были еще дети.
Я двигаюсь вверх по телу Зарикса, зарывшись лицом в его шею и сглатываю комок в горле.
— Несколько лет назад моих родителей сбил пьяный водитель. Интересно, если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, — что все, ради чего я работала, исчезнет, — если бы я осталась дома. Я могла бы проводить с ними больше времени, времени, которого у меня никогда уже теперь не будет, после того, как их не стало.
Зарикс молчит, проводя рукой вверх и вниз по моей спине. Прежде чем я осознаю это, я начинаю рыдать, шмыгая носом так тихо, как только могу, в то время как он притягивает меня ближе, позволяя мне залить его шею своими слезами.
Я чувствую себя странно… опустошенной. Переживаю ли я стадии горя? Является ли депрессия низкого уровня, которая мучает меня, просто попыткой моего мозга принять неизбежное?
Я отгоняю эту мысль.
— А как насчет твоих родителей? — спрашиваю я.
— Моя мать умерла, когда я был ребенком. На нее напал дикий зверь, и целители не смогли исправить нанесенный ущерб. Мой отец… ушел.
— Что значит «ушел»?
Грудь Зарикса слегка приподнимает мою голову, когда он пожимает плечами.
— Однажды я проснулся, а его уже не было. Он покинул племя. Меня воспитывала сестра моей матери.
— Мне очень так, Зарикс.
Он снова гладит меня по волосам, один из его пальцев касается моего уха, и я дрожу. Он замирает, словно замечая мою реакцию, и проводит пальцем по тому же месту.
Мои бедра сжимаются, и я поднимаю голову, встречая его порочный взгляд.