— Я голоден, — объявляет Джавир, садясь на другой стороне поляны. Зарикс поправляет нашу одежду под одеялом, на его лице такое разочарование, что я не могу удержаться от смеха.
— Позже, — обещаю я ему, дрожа, когда выкатываюсь из нашего теплого гнездышка, хватаю костыли и поднимаюсь на ноги.
***
— Он… исчез, — бормочу я.
Мы ехали несколько часов, и теперь вой Джавира эхом разносится по лесу, когда он спрыгивает с мишуа.
Мы все смотрим на пустое место, где раньше был его дом.
Ничего не осталось.
— Вуальди, — рычит Зарикс позади меня, дрожа от напряжения. — Я все еще чувствую их запах.
Он спрыгивает на землю и помогает мне слезть с Рекси, протягивая костыли.
Джавир падает на колени.
— Мама?
Его голос звучит тихо, и я сглатываю комок в горле.
— Зачем им это делать? — спрашиваю я.
Зарикс пристально смотрит на черные обломки жизней Сониса и Джавира.
— Было известно, что Джавир и его мать находятся под защитой браксийцев. Под моей защитой. Это послание.
— Ты думаешь… — я не успеваю закончить фразу, как Джавир издает тихий, прерывистый звук. Остальные воины спешиваются, рычание срывается с их губ, когда они видят это.
— Я не знаю, — тихо говорит Зарикс. — Если бы они забрали его мать, то оставили бы какой-нибудь знак.
Я сглатываю желчь.
— Какой-то знак, — как ее голова. Возможно, сожжение ее дома дотла было знаком, но что я знаю?
Джавир встает и, не глядя ни на кого из нас, бежит в лес.
— Черт, — бормочу я.
Зарикс делает движение, чтобы пойти за ним, но я хватаю его за локоть.
— Позволь мне… — он колеблется, и я вздыхаю. — Он боготворит тебя, Зарикс. Он не захочет, чтобы ты видел, как он разваливается на части.
Зарикс некоторое время смотрит Джавиру вслед, а потом наконец кивает. Я медленно иду вслед за Джавиром, давая ему несколько минут побыть одному.
Я нахожу его распростертым на земле, прижатым к дереву. Слезы катятся по его лицу, когда он смотрит в лес, и я бросаю костыли и сажусь рядом.
Иногда я забываю, что Джавир всего лишь ребенок. И прямо сейчас он ребенок, которому нужна мать.
Мне все еще нужна моя, хотя мне уже двадцать семь.
Я обнимаю его, и он поворачивается, утыкаясь лицом мне в грудь, когда рыдание вырывается из его тела.
— Все будет хорошо, — шепчу я, убирая его темные волосы с посиневшего лица. Я укачиваю его, позволяя выплакаться, и мы проводим долгие минуты на лесной подстилке, прислонившись к белому, как кость, дереву.
Наконец он отстраняется от меня, его взгляд пуст.
— Я убью их всех, — говорит он.
— Джавир, послушай меня. Я сказала, послушай. — Я трясу его за плечи, пока он не сосредотачивается на моем лице. — Мы не знаем, что с ней случилось. Твоя мама когда-нибудь выходит из дома? Может, она пошла прогуляться. Она могла встретить знакомую. Не похорони её, когда она может быть где-то там, так же беспокоясь о тебе.