“Жизнь и впрямь стала интересной; она вновь обрела свою полноту, — писал он во время Первой мировой войны. — Когда с исключением смерти человек теряет представление о ставках в игре, жизнь оказывается обедненной. Она превращается в нечто столь же мелкое и пустое, как, например, американский флирт, при котором заранее известно, что ничего не произойдет”.
Страх смерти учит нас ценить жизнь. Он позволяет видеть жизнь во всей красе — ведь мы понимаем, что она рано или поздно кончится. Мы добровольно вошли в жилище смерти. И мы поняли, что жили в обмане и невежестве. Мы делали вид, что жизнь будет длиться вечно. А значит, мы не осознавали ее полноту и великолепие.
Ларри Розенберг[17]
В клинической практике стимулирующее воздействие ожидаемой или попросту возможной смерти наблюдается достаточно часто. В частности, Ирвин Ялом приводит пример, согласно которому у шести из десяти опрошенных им человек, пытавшихся покончить с собой, спрыгнув с моста над проливом Золотые Ворота, решительно изменился взгляд на жизнь. Вот отрывок из одного такого интервью:
“Я преисполнилась новой надеждой, новым смыслом в жизни. Это непостижимо для большинства людей. Я умею теперь ценить чудо жизни — например, когда смотрю на летящую птицу. Если вы близки к тому, чтобы все утратить, то все становится более значимым. Я пережила чувство единения со всеми проявлениями этого мира и чувства единства с каждым человеком. После своего психического перерождения я сопереживаю страданиям каждого человека. Все стало отчетливым и ярким”.
Психиатр Рассел Нойз, доктор медицинского факультета Университета Айовы, который интервьюировал две сотни людей, переживших клиническую смерть — прыгавших из горящих небоскребов, тех, у которых не раскрылся парашют, переживших авиакатастрофу, сорвавшихся со скал альпинистов и т. п., сообщает, что почти у 23 % из них даже спустя многие годы сохраняется:
“…острое чувство быстротечности жизни и ее драгоценности… большой жизненный энтузиазм, повышение восприимчивости и отзывчивости к непосредственному окружению, способность жить и наслаждаться настоящим моментом, большое осознание жизни — самой жизни и жизни живых существ и стремление радоваться ей, пока не поздно”.
Абдул Хусейн и Сеймур Тозман, врачи камер смертников, в своем клиническом сообщении (цит. по И. Ялому) описывают истории троих приговоренных, которым в последний момент было отсрочено исполнение приговоров. Врачи отмечают у каждого “разительное изменение жизненных позиций”, которое сохранялось на протяжение нескольких месяцев, пока они могли их наблюдать.