— Спасибо за экскурс, госпожа Шапек, — помолчав то ли от неожиданности, то ли от досады, произнёс профессор. — Я знаком с вашим дедом. Выдающихся способностей человек. — Боржек вглядывался в девчонку со сдержанным интересом, — Вы совсем на него не похожи, — восхищённо заключил он, а Шапек вспыхнула до пунцовых щёк и уткнулась в конспекты.
Левек, наверное, расстроился бы, если б ему в лицо сказали, что он не похож на легендарного родственника. Но у него таких в доступной родословной не имелось. А были простые, понятные люди, без всякой гениальности, но крепко стоящие на ногах. И что с того, что вели замкнутый образ жизни? Никого из семьи это не смущало. Они чурались чужаков и не лезли в чужие дела. Как всегда говорил отец, вооружённый нейтралитет — основа мирного сосуществования с соседом. Мы их не трогаем — у них к нам меньше вопросов.
В детстве Левека тяготила их уединённость. Сейчас ему её не хватало. Безлюдного озера, дремучего тёмного леса с соколиной горой, а главное, своего собственного, свободного от чужих взглядов и мыслей неба… В Журавле небо было куцым, обрезанным близкими Зенницкими горами, но зато всегда разным. Потому что погода в Ратице менялась бывало по десятку раз на день.
Левек как раз вглядывался в безнадёжный дождь и обложившие замок тяжёлые тучи, когда в окно начал биться клановый вестник. Маленькая грязная птичка, слепленная из рыжего мха, длинных корней пырея и серой сыпучей глины почти разваливалась, пыталась влететь в закрытое окно с бегущими по нему водными дорожками. Левек распахнул створку и поймал неугомонного летуна. Птица рассыпалась, оставив в пальцах перепачканную записку.
«Оставайся на месте, — без предисловий было написано резким почерком отца. Это означало, что произошло что-то важное, такое, что он, не тратя времени на приветствия, начал с самого главного. — Пропала Даричка, — у Левека оборвалось что-то внутри, и строчки запрыгали перед глазами. — Наблюдай. Незаметно спрашивай о приезжих. Если появится в окрестностях Журавля, сообщи. — И приписка снизу уже впопыхах, — Будь осторожен».
Сердце бухало в ушах, а руки предательски тряслись. Левек упёрся ладонями в каменный подоконник, уговаривая себя, что вестник добирался до него не меньше двух дней, и что с тех пор, может быть, уже что-то прояснилось, и Даричка и вовсе нашлась. Но чутьё неумолимо говорило об обратном.
Пропала. В опасности.
Отец наверняка понимал, что замалчивание о беде, что стряслась с сестрой, Левек ему не простит, и поэтому поставил в известность сразу, рассчитывая, что парень будет занят его наказом и глупостей не натворит. Во всяком случае, больших глупостей.