“Милый, ты как? Мы там поссорились немного, ты прости меня, ладно?”.
Милый, да я сейчас нахуй чуть не разорвал тебя! Сколько можно уже влазить в мою почти отлаженную жизнь. И портить самое светлое, что еще даже и случиться толком не успело.
Дергаю дверь в смотровую и натыкаюсь на целый пакет студентов, что кудахчут как в курятнике вокруг главного петуха — единственного парня, судя по толпе. Девушки по щелчку поворачиваются на звук, и в глазах уже загорается тот самый пресловутый интерес. Меня пробирает злость.
— Здравству… — конец не слышу, потому что с свистом закрываю дверь, только этого не хватало на и без того нагруженную шею.
Еся сжимает мою руку и пытается привлечь внимание, а я лишь бегло осматриваю ее, сталкиваюсь с подрагивающей губой и отрицательно машу головой. Не плачь. Не надо. Дай мне время.
— Сейчас, секунду.
Не разбирая дороги несусь дальше и врываюсь в свой кабинет, где и замечаю Борю с консилиумом, блядь. Голова с опилками!
— …можем поменять тактику, конечно, — слышу кусок фразы друга, а затем он разворачивается и сносит меня своим мимическим праведным гневом. Это он умеет, скоро и убивать им научится. Хоть бери и на курсы к нему записывайся.
Такого вытянутого от изумления и злобы лица я еще не видел у друга, а потом до безумного сознания дошло, я пропустил охереть какой важный консилиум, и сразу после Боря подвесит меня за яйца, если они все еще останутся после разговора с Есей. Потому что я готов себе сам их вырвать при взгляде на лицо, наполненной глубокой печалью и обидой. Хоть она и пытается мастерски это скрыть.
Так же стремительно закрываю дверь и не нахожу ничего лучшего, чем просто затолкать Есю в первую попавшуюся дверь, что оказывается сестринской без единого лучика света и с одной еле работающей лампочкой. Остаться в тишине и без свидетелей…да и в добавок ко всему, почти в кромешной темноте — мечта подростка в пубертате.
Девушка испуганно осматривает окружение и останавливается на мне. Глаза часто моргают, и каждый взмах длиннющих ресниц отключает мою вменяемость. Хотя…что там отключать уже.
— Прежде чем ты что-то там накрутишь в своей прекрасной головке. Ничего и близко даже не так. Я расстался с ней, а это все показательные выступления, даже не знаю ради чего, — хватаю ее за лицо и приближаюсь вплотную к шмыгающему носу, продолжая нести откровенный бред сивой кобылы в майскую ночь.
В нос ударяет нежнейший цветочный аромат, отчего все тело наполняется внезапной легкостью. Изо всех сил пытаюсь держаться, но самоконтроль летит ко всем чертям, стоит лишь ощутить сбивчивое дыхание и слабое касание к руке. Не сорвись. Не сорвись!