Сердце замирает, потому что хреновое предчувствие сжимает его. Медленно погружаюсь в вакуум, звук не доходит до сознания. Я быстрее двигаюсь сквозь беснующуюся толпу.
Я все ближе к точке. С быстрого шага срываюсь на бег, хватаюсь за ручку двери, рывком открываю ее, чтобы застать самую ужасную картину в своей жизни. Света с закрытыми глазами и раздвинутыми ногами висит на каком-то сморчке, пытающемся раздеться. Он оставляет безобразные отметины, красными пятнами расползающимися по белоснежной бархатной коже. Верхние пуговицы блузки расстегнуты, являя пухлую грудь в полупрозрачном лифчике на всеобщее обозрение.
—Никита! — голос срывается, она меня не может видеть, эта агония проходится по телу острым кинжалом, вспарывая кожу. Моя бедная девочка.
Меня замыкает. Зверь вырывается наружу.
—Сука, ты покойник, — удар приходится в затылочную долю, я оттягиваю тварь от Светы и просто устраиваю месиво. Мне плевать, я вижу только заплывшую от мнимого удовольствия харю. Ногами зажимаю брыкающееся из последних сил тело и забиваю рохлю в пол точечными ударами. Кулаки разбиваются в кровь, взгляд плывет, но мне мало.
Я дорвался до него. Я слышу булькающие звуки, вижу, как он корчится, как пытается просить. Моли. Моли меня остановится, ибо тебе не поможет больше ничто.
—Никита, — всхлип доносится сквозь вязкую пелену. Но доносится. Я слышу крик. Он отдается в груди открытой раной. Боль такая, что не сдвинуться с места. Отрываюсь от тела не без труда. Пот водопадом стекает по телу, смеяшиваясь с кровью и болью. Я резко оборачиваюсь и смотрю, как Света, забившись в угол, плачет, обхватив себя руками. Губа разбита, и маленькая струйка крови стекает по шее, утопая в этой самой, ничем неприкрытой, кроме тонкого лоскутка, груди.
Пытаюсь подойти к ней. Весь на адреналине. Мне кажется, что ее боль сейчас синхронизировалась с моей. Удвоилась. Утроилась. Воспламенилась изнутри и осела пеплом в душе.
—Ни-ки-та, — пальцами цепляется за порванную блузку, стараясь прикрыться. Ногти обломаны, все руки в крови. Она все в крови, мать твою.
—Света, все. Все закончилась, моя девочка, все хорошо, — тихо и без резких движений подхожу к ней и сажусь на корточки. Медленно поднимаю руку, и ее глаза расширяются от ужаса. Она не в сознанке. И запах. Что за запах?
—Мне плохо, я не понимаю, Никита? — вопрос, утвержление или отрицание? Эмоции сменяются бесконечно. Я рывком обхватываю ее тело, когда понимаю, что она опадает в моих руках.
Без сознания.
Хлопаю Свету по щекам, но ничего не происходит. Ужас подкрадывается со спины и бьет по затылку. Окровавленными пальцами нащупываю пульс, а у самого в это время дыхание замыкается.