Я глубоко дышу, пытаясь абстрагироваться от всех своих мыслей и отдохнуть, но, конечно же, мне не дают закрыть глаза даже на несколько минут.
Сначала Джек запрыгнул на меня, мяукая в ожидании ужина, потом кто-то требовательно жал на дверной звонок, но я даже не шелохнулась, открывать чужакам у меня привычки нет. И в завершении мой сосед снизу как по расписанию в семь вечера начал брынькать на фортепиано.
Инструмент разрывался, выдавал страшные утробные звуки, десятилетний сын Люды все никак не мог попасть в ноту и я в который раз проклинаю тот день, когда встретила незнакомку на лестничной площадке и спросила не знает ли она, кому нужно фортепиано, которое осталось от прежних хозяев и которое занимало слишком много места в моей квартире.
Ещё несколько аккордов и я не выдерживаю, включаю музыку, стягиваю с себя одежду и иду в кухню. Раскладываю продукты по полкам, наполняю три миски кошачьим кормом, чешу за ушком каждого кота, беру лампочку и направляюсь в коридор.
За несколько лет я привыкла к жизни в одиночку. Привыкла приходить в пустую квартиру, привыкла самостоятельно решать свои проблемы и засыпать поперёк кровати ни с кем не деля одеяло. Привыкла, что не нужно никому готовить
Кирилл
Я не находил себе места. Сначала поехал домой. Бродил по пустой квартире, прислушивался к каждому шороху и с тоской смотрел на фотографии деда, не веря тому, что его больше нет. Потом позвонил Андрею и предложил пойти развеяться. Мне нужно было как-то хоть на несколько часов, но забыть о сегодняшней дне, о том, что я лишился последнего дорогого мне человека и о Левандовской. Особенно о ней.
На полпути к «СЕКРЕТУ» вспомнил, что мне полагается сорокадневный траур и хоть я и не был суеверным, но подъезжая к бару начал сомневаться в правильности своего поступка.
Я заметил Андрея прямо при входе, он улыбался каким-то двум цыпочкам, но перспектива провести вечер в компании вечно трещащих девушек меня не прельщала, поэтому я, под осуждающим взглядом друга, быстро избавился от них и потащил его к свободным столикам.
— Ты какой-то не такой сегодня, — друг пристально смотрит на меня, а я из последних сил держусь, чтобы не проговориться о причине своей скорби. — Блондинка у бара уже минут пятнадцать смотрит на тебя, а ты и глазом не повел в ее сторону. На тебя это не похоже. Кирилл, которого я знаю уже мчался бы с этой красоткой в ближайшую гостиницу.
Андрей ждет ответ, а я не могу. Слова Левандовской о том, что никто не должен знать о смерти деда заезженной пластинкой крутятся в голове и, несмотря на то, что мне так хочется поделиться своим горем с лучшим другом, рассказать о своих подозрениях на счет Любы, о том, какая ответственность свалилась на мою голову и о том, что придется отменить на время совместную поездку в Доминикану, я молчу. Молчу и отвожу от него взгляд.