Мне почти двадцать два, все мечты о небе, а курсы и подготовка стоят бешеных денег. Пашу на двух работах, учусь, скребу, как курочка по зернышку, на свою мечту, по копейке откладывая в банку из-под печенья.
Коленька, как ласково называет его маман, наехал на меня в парке, он с какой-то девицей катался на роликах.
Высокий, слегка худощавый, милая улыбка, в глазах интерес. Ему было двадцать семь, как мне сейчас. Уж впору, наверное, катать коляску, а не баб на роликах.
Не понимала и не понимаю, чем он меня тогда так зацепил. Тем, что тут же отшил свою девушку и начал носить на руках, считая, что у меня точно что-то повредилось при падении?
Или просто пришло мое время совершать глупости, а потом терпеть и послать далеко и подальше? Ведь и не было той любви, о которой все так взахлеб говорят, все эти сказки рассказывают сказочники.
Я давно не верю ни тем, ни этим.
Все было хорошо до тех пор, пока я не познакомилась с маман. Поджатые тонкие губы, придирчивый взгляд, конечно, профессор хуй пойми каких наук желала своему единственному отпрыску другую партию.
Отпрыск думал не той головой, кричал, что любит, наверное, это мне в нем и нравилось, что Коля всегда кричал о своей любви, а потом кричал о ненависти и снова о любви.
Замкнутый адский круг.
Больной, и я чуть не стала такой же ненормальной.
— Крис, замерзнешь.
Курапов стоит в двух шагах, руки в карманах брюк, он сейчас не в форме и выглядит проще. Я жду разборок и упреков, слов о том, какая я испорченная и продажная. В конце концов, что шлюха и трахаюсь с пассажирами. Но Дима молчит, лишь смотрит тяжелым взглядом.
— Дай сигарету.
— Ты не куришь.
— Тогда скажи.
— Что?
— Все, что ты думаешь обо мне. Легче станет. Скажи, какая я.
— Прекрати.
— Что «прекрати»? Курапов, говори, я не обижусь.
Повышаю голос, двигаюсь ближе к нему. Он напряжен, а меня снова колотит изнутри. Хочется выплеснуть все, что скопилось, или пойти проблеваться, потому что начинаю задыхаться от всего и всех.
— Скажи, что я шлюха, ведь ты именно так думаешь. Ну! Говори!
Толкаю в грудь, а Дима хватает за плечи, встряхивает, в глазах десятки оттенков боли, но уже совсем нет гнева, он лучше меня справляется с эмоциями.
— Дура ты, Крис, я люблю тебя. А ты такая дура.
Любит?
— Дима, ты в своем уме?
— Нет, давно уже нет.
Долго молчу, перевариваю признание.
— О какой любви ты говоришь? У тебя семья, дети, ты ненормальный? Ты должен любить их.
— Я скотина последняя, так и живу. Думаешь, мне хорошо от этой любви? Думаешь, я счастлив? Да я уже все проклял, что вообще встретил тебя. Целый год словно и не живу, умом понимаю, что надо перевестись на другой борт, чтоб не видеть и не слышать тебя.