— Часы? У вас же всех Ролексы!
— Продал уже, а это дешевая бутафория для отца, — показывает запястье.
— Ну, неужели и правда убьет? — недоверчиво прищуриваюсь я.
— Я думаю, он просто исчезнет.
— Как это?!
— Как люди исчезают? Отец не потерпит такого.
Боже…
Растрепываю нервно волосы.
— Ну почему я-то?
— Я ищу кого-нибудь еще. Но мне надо, чтобы свой. Чтобы этот телефон не попал в чужие руки. Боюсь, могут попросить и больше.
— А в чьих он руках?
Пашка морщится, психуя отворачивается. Его всего передергивает.
— Ааа… Ну ясно. Это, наверное, тот человек, ради которого он и делал это признание, да?
— Да! — разъяренно.
— Кругом твари. И ты тоже такой.
— Глупо звучит, но я больше в это не играю. Клянусь!
— Расскажи это тем, в кого ты уже сыграл.
Но брата его все равно жалко. Ему тоже в душу ведро дерьма вылили. А сейчас еще и расправа будет.
Ухожу на балкон. С восторгом смотрю на городские огни с этой высоты. Пешеходный мост красиво подсвечен огнями. И даже видно мерцающую вывеску «Рима». Ветер развивает волосы. Здесь хорошо…
Пашка подходит сзади.
— Дин…
Оборачиваюсь.
Фотает нас на телефон.
— Зачем это?…
— Taboo topic.
— Удали!
— Ладно, сейчас… — бегает пальцами по экрану.
— Удалил?
Разворачивает ко мне экран с галереей. Пусто. Мы вместе смотрим вниз.
— А как брата-то зовут?
— Лева…
— Лев и ЧереПашка, значит. Хороший мультик. Я любила маленькая.
— Поможешь?
Рафаэль
Кружу как идиот по центру и не могу свернуть в нужный поворот. Каждый раз проезжаю мимо. Взгляд в каждой прохожей девчонке ищет Дину. Бешусь из-за этого, и хочется просто на куражах подсадить кого-нибудь, чтобы это прекратилось.
И я даже останавливаюсь около двух смеющихся девчонок в коротких юбках.
Нажимаю кнопку. Стекло ползет вниз. Смотрю в лобовое на горящие окна высоток. Так и не бросив взгляда на девиц, снова нажимаю кнопку. Стекло ползет обратно вверх.
Потому что… Это же надо общаться! А мне так плохо, что я не то что общаться, смотреть на них не могу.
Ложусь лицом на руки, на руль. Закрываю глаза. Сосредотачиваюсь на мучительном ощущении в грудной клетке. Горит, давит, рвется.
Нахрен бы такие чувства. Я не заказывал! Можно анестезию?
Но анестезию — не честно. По отношению к Динке — не честно.
Пытаясь отыскать позу, в которой не будет так ныть, откидываю спинку. Ложусь, смотрю в потолок. Но так еще хуже, словно грудную клетку вскрыли на операционном столе и бросили меня так. Сажусь обратно. Склоняю голову, утыкаясь ей в стекло.
Промучившись, снова жму на газ, гоняя тачку по дворам и центральным улицам. просто жгу бенз и пялюсь на ночной город.