Тихонько выбираюсь из его рук. Быстренько и бесшумно переодеваюсь в темноте в еще немного сыроватые вещи. Аккуратно складываю его футболку и штаны стопкой на край кровати.
Мои кроссовки внизу, в их столовой, у дверей, через которые мы зашли.
Я крадусь по лестнице вниз.
Только бы не нарваться на Серафиму Давидовну! Я умру, блин, от неловкости. Что она подумает?
Мне не так противно, что она подумает обо мне плохо, как то, что это может быть ей неприятно. Что она пригласила меня на ужин, а я как…
Мне бы не хотелось этого.
Дагер! Гад. Мог бы просто разбудить. Нет, надо обязательно поставить меня в неловкое положение.
В столовой все еще горит свет и тихо играет симфония. Замечательно! Попробую незаметно слинять. Но как только я захожу туда, то понимаю, что горит не все еще, а уже.
Бабушка с дедушкой Рафаэля пьют чай. И за окном уже рассвет, просто в комнате, видимо, были плотно зашторены окна.
Застываю.
Удивленно оглядывая меня, ставят синхронно чашечки на блюдца.
— Доброе утро, Дина, — строго смотрит на меня Марк Давидович.
— Здравствуйте, — горько вздыхаю я.
Ну вот, теперь будут думать про меня всякие гадости.
— Простите. Я нечаянно уснула. Можно, я выйду?
— Быть может, ты выпьешь с нами чай? — растерянно предлагает Серафима Давидовна.
Ага. И подожгу стул, сгорев от стыда.
— Спасибо… — отрицательно кручу головой. — Я лучше пойду.
— Пожалуйста, — открывает мне двери дедушка Рафа.
Мне кажется, я не иду, а плыву в сгустившемся ощущении осуждения. Каждый шаг дается мне с трудом. И с облегчением, наконец, выхожу на улицу. В лицо бьет порыв холодного ветра.
Зачем он так сделал?!
Ну, а что ты ждала от Дагера? Тактичности? Наивно… Когда его волновали чужие чувства?
Ему захотелось по какой-то причине провести со мной время, он это сделал. Причина мне не ясна. Он же объясняться не спешит. Было весело! Но обольщаться не стоит.
Это здравая мысль. Но мне так тоскливо от нее, что хочется повыть. Дура! Дура и есть… Не сметь очаровываться!
Но он же мог измениться? А зачем ему это — меняться. Ему и так ни хреново живется.
Он сказал — что сожалеет, что тогда сделал так. Разве не искренне сказал? Может и искренне. А может и какой-то целью.
Нянчится, вон, с тобой.
Но зачем ведь не говорит. Мутно это все!
Это же Дагер, ну! Уговариваю себя. И с каждым доводом мне все хреновее и хреновее.
Разве я не могу просто ему нравиться?
Можешь. Наряду с другими.
Это мучительно. Снова. Значит, надо завязывать с общением. Второй заход я не вывезу. Я сейчас размазня… Я сразу же лягу и тихо умру.
Он делает меня еще слабее и уязвимее, чем я есть своей заботой. А мне нельзя сейчас.