Хочу смеяться, но не получается. Он такой милый. Господи, почему так больно? Только бы с малышом все было хорошо. Согласна на все, лишь бы он был жив и здоров.
— Посмотри на меня, посмотри, — Игорь поднимает мое лицо, стирает пальцем слезы с щек. — Ты моя охуительная девочка, ты ведь знаешь, да? А еще любимая девочка, с самыми красивыми глазами во Вселенной.
Улыбаясь сквозь боль, кусая губы, плачу еще больше, сердце разрывается оттого, что может произойти, и от счастья.
— Люблю тебя, люблю, малышка.
Шепчет так, что слышно мне одной, целуя в губы, щеки, глаза.
— Нет, мама, я больше не смогу выслать тебе денег. Что значит, вам очень надо? А мне не надо? Почему я постоянно решаю ваши проблемы, когда у меня полно своих? Нет, это ты послушай, больше не звони, если хочешь что-то попросить, я и так достаточно дала. Вы должны научиться жить сами, своей головой, не заводить случайных мужичков и не рожать детей, чтоб жить на их пособие, вместо того чтоб найти работу.
Выслушиваю все, что говорит мама, смотрю в одну точку, поправляя на животе одеяло. Почему в такой волнительный и прекрасный момент, как ожидание ребенка, я должна расстраиваться из-за своих родственников, которые решили, что я им чем-то обязана?
Был не задан ни один вопрос о том, как я, все ли у меня хорошо. Это омерзительно и отвратительно, когда ты не нужна собственной матери. Нет, нужна, но для определенных целей.
— Семён — это моя забота, он сейчас в военном лагере, там что-то типа сборов. Да, в кулинарном техникуме бывает и такое. Мой брат — это теперь моя забота, я постараюсь, чтоб из него вырос не нахлебник, а порядочный человек. Все, мне больше нечего сказать.
Отключаюсь, сжимаю телефон, глубоко дышу, теперь смотрю на красивые цветы, что стоят в вазе у окна. Я отвратительная дочь, пусть будет так, но кормушка закрыта, им придется заботиться и думать о себе самим, а не надеяться на Кристину.
— Доброе утро, как ваше самочувствие?
Милая молоденькая девушка с собранными в низкий пучок волосами и в униформе медицинской сестры заглядывает в палату.
— Доброе, все хорошо. Когда я могу увидеться с доктором?
Мы говорим по-английски, греческого языка я не знаю. Вчера меня привезли в частную клинику, внесли на руках, Громов орал по-русски и матом, Артём пытался объяснить, но перепуганный персонал мало что понимал. Все решила невысокая полная женщина, которая, прикрикнув на всех, выслушала мужчину.
Меня отнесли в палату, уложили на кушетку, снова крикнула, она указала всем на дверь. Матерясь, Игорь вышел, за ним с большой неохотой и Артём. Боли не повторялись, но я не решалась лишний раз делать резких движений, чтобы не вызвать их вновь.