— Да мне пофиг, пап, на твое мировоззрение в этих вопросах. Все, что имеет значение, — я люблю эту девушку и буду с ней. Через год, через два, когда вы с матерью сдадитесь и отвалите, но все равно буду. А без нее — нет. Без нее мне больно и дышать невмоготу. Не можешь смириться — просто исключи меня из своей жизни.
— Вот как? Готов отказаться от родителей ради девки?! — взвился он снова.
— Ради своей любимой женщины. И нет, не я от вас отказываюсь. Не я здесь тот, кто не принимает чужой выбор.
— Это не выбор, Антон! Это дурь. Мало мне было этой Миргородской, что постоянно втравливала тебя во всякое дерьмо, так теперь еще выясняется, что лучше бы она была, чем эта… — нарвавшись на мой предупреждающий взгляд, он осекся.
— Пап, не втравливала меня Рокси никуда, у самого херни всякой в башке хватало. И Лиза не та, кем ты ее себе представляешь. И не дурь это, ею порожденная. Это я сам. Впервые в жизни, понимаешь? Хотел ты для меня настоящего, так вот оно! Я за нее держусь. И буду держаться.
— Лиза! — фыркнул он. — Ты даже имени ее настоящего не знаешь, выходит?
— Я знаю то имя, которое она признает своим. И она — не ее мать. Она хорошая. Другой такой нет, да и не надо мне.
— Ты идиот! И ни черта не повзрослел, потому что это все детство натуральное! — не выдержав, рявкнул отец так, что эхо заметалось по парковке. — Хочешь гробить свою жизнь? Да ради бога! Но ко мне потом не приползай, когда тебя эта девка с дерьмом смешает, оберет и бросит!
И, сплюнув на асфальт, он зашагал прочь. Я посмотрел ему вслед, проследив глазами за седаном, что скрылся за углом здания офиса, и взялся дальше готовить машину к поездке.
— Кхм… Антон Вячеславович! — окликнули меня сзади. Обернувшись, увидел одного из отцовских бодигардов. — Велено передать.
Он протянул мне ключи. От квартиры и от моей тачки. Я моргнул, не зная, брать или нет.
— Ваша машина на стоянке перед домом, — счел нужным пояснить мужик, переступив с ноги на ногу. — Вячеслав Сергеевич сказал, что увидеть его вы сможете теперь, только если сами придете. И ходить за вами никто больше не будет.
— Ну… спасибо, — только и кивнул я. — Передайте, что я люблю его и маму.
— А может, вы сами как-то? — помялся охранник. — Он ведь реально переживает.
— Может, и сам, — согласился я.
Он ушел, а я запрокинул голову и посмотрел в небо. А потом вдохнул полной грудью и заорал. Лиска! Я к тебе!