— Сюда иди, — протянул я ей руку.
Ожидаемо дернулась, вжавшись спиной в стенку вагончика. Поздно сдавать назад, Лись. Я тебе вернуться в твое одиночество больше не дам. Моя ты уже, смирись. И теперь хоть в говне, хоть в шоколаде, но вдвоем мы.
— Не противно тебе теперь, а, Каверин?
Я отвечать не стал, взял за запястье и потянул к себе. Мягко, но настойчиво, преодолев недолгую волну ее сопротивления. Когда сдалась, опрокинулся на койку, укладывая ее на себя.
— Сколько тебе было лет, когда это случилось в первый раз?
Она засопела, очевидно испытав очередной приступ проявить свою кусачесть. Но я стал успокаивающе разминать напрягшиеся мышцы на ее шее, и она сдалась, выдохнув мне в грудь:
— Шесть.
ДОРОГИЕ МОИ! СЕГОДНЯ СТАРТОВАЛА МОЯ НОВИНКА В ЖАНРЕ ГОРОДСКОГО ФЭНТЕЗИ " ВЕДЬМА. ПРОБУЖДЕНИЕ". Очень жду вас и там и надеюсь на поддержку)))
— Шесть, — повторил, запихивая этот невпихуемый в своей чудовищности факт в башку и стараясь не выдать себя ничем. — В шесть лет твоя мать научила тебя говорить все эти вещи о мужике, что… Как, бл*дь, так, мелкая?
Она опять напряглась и рыпнулась, но я спеленал ее руками, успокаивая. Дурак, бля. Эти вопросы ей разве задавать надо? Нет! Этой ублюд*не *банутой, что родного ребенка…Так задавать, чтобы кровью харкала… В шесть лет! Как таких земля носит? Почему, бл*дь?!
— На самом деле тот первый раз я помню плохо. Особо в сознании не зацепилось. — Лиска завозилась на мне устраиваясь поудобнее. — Я же еще не понимала ни хрена. Мама научила всему, я повторила. Новая игра, и все такое. Нарисовала мне она схемку даже, а я ее тетке в ментовке и воспроизвела. И черным карандашом зачеркала до дыр прямо, как и велели. Мама рада, а я ее любила и хотела радовать. А то, что дядя Коля пропал, мне по барабану было, я к нему и привыкнуть не успела. Но вот уезжать было жалко. У меня там кошка осталась. Трехцветная, глаза желтые-желтые. Сова ее звали. А мать забрать не позволила. Вот где трагедия была.
П*здец, а я-то вечно на свое детство жаловался. Обидки у*бищные в себе носил. Как тебе такое, Антох? Внимания тебя, бля, родительского не хватало? Носился с идеей, что пох им на меня всю жизнь было, потому и общались чисто бабками. Недолюбленный тоже мне. Бунтарь *банутый, жалко привлекавший к себе внимание дебильными выходками.
— А как все закончилось?
— Я это сама для себя закончила, Каверин. Сбежала в тринадцать, как раз перед очередным “разоблачением”.
Сама. Сама, в тринадцать лет. Никто не помог. Не спас.
— И куда пошла?
— Да куда пошлось, — фыркнула Лиска мне в ключицу. — Гуляла себе до осени. На поездах каталась зайцем, городов не запоминала, мир смотрела.