— Антон… — всхлипнула Лиска, когда оторвался на мгновение от ее рта, давая глотнуть воздуха обоим. Один глоток и достаточно. Не думай больше, не вспоминай, не говори пока! Ничего нет больше, рыжая моя живая свеча в темноте. Я есть. Есть у тебя. Принимай и понимай сейчас только это. И забывай-забывай-забывай, как это — быть одной. Это так легко, оказывается, Лись. Посмотри на меня. Это раз — и все. Все по-другому.
Сдавшись моему напору, она застонала, отвечая на поцелуй мой варварский с тем самым отчаянным жаром и неловкой жадностью, что так вынесли мне мозги с первого же раза. Когда рвется, облизывает, зубами цепляет, вгоняя ногти в кожу моей головы. Прикусывает, как будто никак не может получить достаточно, насытиться. Как и я ею. Не стонет даже — урчит алчно, как голодная хищница. И плывет вся по мне, трется сама всем телом и одновременно к рукам моим, бесстыже лапающим, мнущим ее, липнет. Я весь аж чуть не зазвенел от бешеного прилива нужды в ней. Такое чувство, что внутри ни костей, ни мышц, ни мозгов и остальной требухи, а только чистая взрывная похоть под тонкой, как стекло, оболочкой из пылающей кожи. И вот-вот меня разорвет, в пыль разъ*башит, да еще и ее с собой прихвачу. Тормознуть надо. Надо-надо… чем, бля?!
Моя… Моя теперь… Моя насовсем… Вот чем.
Оторвавшись от губ Лиски, я уткнул ее лицом в изгиб своей шеи и удерживал так, вжимая второй рукой в себя накрепко, пока она возилась, не готовая сразу отпустить эту волну. Потерпи, Лисица моя, вот выберемся из этой жопы — и все будет. Тогда уж ты из-под меня выбраться сможешь не скоро, ой не скоро. Да и то ненадолго. А сейчас… ну не тот момент для секса. Хоть и хочу п*здец как. А то, что и ты хочешь, вообще контрольный в башку. Но от этого она, башка эта верхняя, которой я внезапно начал пользоваться, совсем не отключается. Мешать ту мерзость, что только что была озвучена, и то, что, между нами только растет еще, нельзя.
На удивление уснула Лиска как-то почти внезапно. Вот только что возилась, бормоча недовольно, и дышала жарко мне в шею и ухо, истязая искушением. И вдруг раз — и все, равномерно засопела, расплывшись по мне бессильно. Не мудрено, после такого-то. Даже я после ее исповеди чувствовал себя выпотрошенным наживую, а ей-то как. Такой гнойный нарыв столько лет в себе таскать. Ну все кончилось, Лись. Поболит еще и заживать станет. Я залечу, зацелую, залижу. Клянусь.