— Ну ты, милок, понимаешь ли это, и жернов! Видал всяких, но таковского впервой!
Волынкин откинулся — он сидел на стуле у стены, хотя шел уже десятый час, на его лице не замечалось ни тени усталости, скулы приятно розовели.
— Угу, — поддакнул Белозеров.
Он ушел в изучение чертежа, лежавшего перед ним на столе. Чертеж надо было подписать в производство, а он казался Белозерову чрезмерно усложненным. Белозеров искал способ упростить конструкцию.
— Шанин зверь до работы, но ты его перешиб, — продолжал Волынкин. — А на воскресенье домой поедешь?
— Может быть.
— Жена-то молодая у тебя?
— Жена? — Белозеров повернулся к Волынкину. — Не старая, а что?
— А ничего, понимаешь ли это... Просто так, — ответил Волынкин.
Но Белозеров знал, что спрашивает он о жене не просто так. Волынкин словно хотел и не смел спросить, кто бы мог быть тот человек, который внес разлад в его семейную жизнь. Однако, боясь выглядеть смешным, он не решался на излияния, сменил тему разговора.
— Стенгазету надо выпускать, пиши передовую заметку, — сказал он, но, заговорив о стенгазете, взорвался: — Председателю постройкома запретили заходить в собственный кабинет! Председатель постройкома при начальнике СМУ назначен проводить собрания, выпускать стенгазету и боевые листки!
В запале Волынкин изрядно передергивал, никто ему не запрещал заходить в свой кабинет, а на собрании в СМУ он присутствовал впервые. Белозеров был на парткоме, когда Рашов сказал председателю постройкома: «Я не думаю, что профсоюзная работа на стройке пострадает, если вы будете меньше сидеть в кабинете и больше быть среди рабочих. Текущими делами пусть занимается заместитель. Ничего же не случается, когда вы уходите в отпуск?»
Вот так было сказано. С той поры Дмитрий Фадеевич дни проводит на Промстрое, а по вечерам приходит в кабинет к Белозерову, чтобы отвести душу.
— Не тот стал Дмитрий Фадеевич, — продолжал сетовать на свою судьбу Волынкин. — В молодости, понимаешь ли это, когда перебросили меня с комсомола на профсоюз, был я председателем коммунальников. Сказал Волынкин — закон! Директор не смел перечить. Если начинали мы с директором цапаться, за меня горой и партком, и горком, потому что знали Волынкина! А когда был я председателем на лесозаготовках...
Дмитрий Фадеевич любил предаваться воспоминаниям. Белозеров успел усвоить весь его послужной список. Там было много всяких профсоюзов, и с каждым у Волынкина связано приятное, о чем дорого рассказать.
— Согласен ты, когда Волынкина, который всю жизнь отдал советским профсоюзам, приглашает товарищ Рашов и говорит: «Уходи!»? Правильно это?