— Сейчас ты увидишь стройку, — сказал он, когда машина выбралась на бетонку, и замолчал, предоставляя дочери самой оценить масштабность им содеянного.
— Ох, папа! — прошептала Лена, и для Шанина эти слова значили больше, чем самая громкая похвала.
«Волга» въехала в новый каменный поселок и остановилась у пятиэтажного дома.
Они поднялись на третий этаж. Шанин открыл дверь. Лена подошла к окну.
— Ой, как красиво! И он хотел оставить меня в Рочегодске!
Внизу, отделенная от дома зеленой полосой бульвара, приглушенно блестела широкая река. Вода медленно несла бесконечно длинный плот, охвативший полукругом желтый песчаный остров. На той стороне реки зеленел луг, а за ним, сколько охватывал глаз, голубело лесное море. На опушке еще были видны вершины деревьев, а дали затягивала светло-зеленая дымка. У горизонта она сгущалась до темно-синих тонов и терялась в плотных облаках, медленно надвигавшихся с севера.
Лена обошла квартиру. Небольшая комната — в нише узкая кровать, заправленная узорчатым пледом, рядом стол, на нем стопка книг и настольная лампа, у стены книжный шкаф. Крохотная кухонька, ванная...
— Ты мог бы жить просторнее, папа.
— Мне больше не нужно. Я здесь только сплю.
Шанин растопил колонку: горячей воды в доме еще не было.
Лена ушла мыться, он взял газету, но тут же отложил ее, сидел, ждал. Может быть, его любовь к дочери объяснялась тем, что Лена была трогательно-пряма и доверчива? Его покоряли ее милая бесхитростность и откровенность — она всегда говорила ему не таясь все, что приходило на ум. По редким встречам, по письмам он знал Ленины привязанности, желания и мечты, опасения и заботы. Шанин был доволен дочерью и в то же время тревожился, не слишком ли Лена открыта, не окажется ли она по своей чрезмерной простоте жертвой пошлости — двадцать лет есть двадцать лет.
Поздно вечером они вышли погулять по поселку. Ватное небо висело над сонной землей. На душе Шанина было покойно. Разговор шел об учебе дочери, о планах на будущее.
И вдруг этот вопрос, похожий на удар:
— Папа, почему ты все-таки не пишешь маме? Только, пожалуйста, не повторяй того, что я от тебя уже слышала, я все равно не поверю. Ты извини за откровенность, но я думала, что у тебя другая женщина...
Лена задала свой вопрос будто между прочим, но от Шанина не укрылось глубоко скрытое волнение, владевшее дочерью.
— Тебе придется поверить, что дело обстоит именно так, как я объяснил: я занят и пишу тебе для всех. — Ответ у него был готов давно.
— Но почему именно мне, а не маме?
— Чтобы дать тебе тот или иной совет, маме это не нужно.