Она любит дочь. Я это и так знаю. Вчера только убедился в их неразрывном тандеме, но Еве хочется меня убедить. Глупышка.
— Что там с ветрянкой? Снова говно? — снова перебиваю её, вспоминая о карантине в саду.
— Отменили. Напутали диагноз, а может, его вообще не было, — нервно отвечает помощница, и на заднем фоне слышится шум и тихие проклятия.
— Ева, ты там в обморок грохнулась?
Снова проклятия.
— Нет. Это ваш грёбанный архив зацепился за мою сумку и грохнулся. Прямо на мою ногу. Вот пойду к врачу и оформлю больничный.
Я усмехнулся, но подумал, что с количеством папок всё-таки, наверное, переборщил.
— Оформите, конечно, Ева Леонидовна. Главное, чтобы к пятнице завершили работу.
— А то как же… обязательно…в лепёшку расшибусь, — бурчала она в отдалении, видимо, оставив где-то телефон, а сама собирала документы. — Скончаюсь, но сделаю.
— Ева, у тебя громкая связь включилась, так что там поосторожнее с выражениями, — решил оповестить мадам шарфик, что я всё слышу.
Резкая тишина стала подтверждением моих мыслей — эти речи для моих ушей не предназначались.
— Богдан Анатольевич, так что насчёт Сабурова? — отчётливо и серьёзно, уже без всяких ноток недовольства.
А жаль… кажется, меня даже проклятая боль отпустила от гнева этой маленькой женщины.
— Совесть гложет?
— Моя — да! А как ваша поживает? Не утомилась там в подземелье?
— Чахнет, Ева, чахнет. Недаром вы меня Кощеем окрестили.
— Богдан Анатольевич!
Вот упертая-то какая!
— Господи, Тенева, ты невыносима. Хорошо. Кира сегодня буду игнорировать.
Возможно.
— Спасибо. Я с ним позже поговорю и всё объясню.
— Объяснишь, что он милый, но от мысли с ним переспать тебя мутит?
На том конце провода запыхтели.
— Нет, вы, как всегда, ошибаетесь, Богдан Анатольевич! Меня в принципе от мысли переспать с любым мужчиной мутит. И с вами тоже! Сильно! Безмерно! Достаточно понятно выражаюсь?!
— Вполне. Ева Леонидовна, вы лесбиянка?
Тихое рычание через прикрытый женской ладошкой динамик. Оказывается, мне не надо быть с ней рядом, чтобы её видеть.
— А не отвечу! Мучайтесь!
— Ева, я в пятницу вернусь и представляешь, как потом будешь мучиться ты?
— Уже боюсь. До свидания, Богдан Анатольевич.
И зараза трубку бросила.
Конечно, я могу перезвонить и даже слетать на пару часиков к этой невоспитанный даме для прояснения, но …
Я этого не сделаю.
Мне известно, чем закончится эта разборка, а её вон … мутит… сильно и безмерно.
Додумать и даже допредставлять тонкие лодыжки моей помощницы в моих руках мне не дали.
Короткий стук в двери, и мир явил моему взору ещё одну падшую душу.