Ярость и тягучее наслаждение, родившиеся на губах, жаром стекли в желудок, свернулись там огненной змей. И сейчас она свивала кольца у меня в животе, разнося по крови огонь, перехватывая дыхание, заставляя сердце неистово биться.
Впервые со мной было такое. Я дрожала, я вжималась, ища опору, потому что не ощущала под собой земли. Сейчас я чувствовала лишь прикосновения его рук к моему телу… запах кофе и ирландского виски, что едва уловимо играл на губах… И чертовски дурманил голову.
Поцелуй, одновременно осторожный и яростный, яркий, жгучий… Дэн разорвал его, отстранившись сам.
– К тебе, – хрипло произнес он. Глаза в этот момент у него были почти черными.
– Только на перевязку, – предупредила я. Еще бы знать кого – его или себя?
– Только на перевязку, – эхом отозвался Дэн, по-моему, не поняв, что сказал.
Дэн
Рыжая раздражала и сводила с ума одновременно. Она бросала вызов своим «ерунда», когда говорила о моей работе, и в то же время соблазняла: взглядом, жестом, улыбкой… Да одним тем, что была рядом. Она рождала во мне дикое желание, абсолютно не замечая этого.
Меня притягивала честность ее тела. В свои тридцать я уже научился безошибочно определять, когда на меня открывали охоту.
Провокационные улыбки и глубокие декольте – орудия «браконьерского промысла» простушек. Невзначай оброненный карандаш, выразительный поворот головы, чтобы оценить точеный абрис очередной хищной красавицы, загадочная поволока глаз – у тех, кто знал себе цену и не раз ее называл.
Язык жестов и намеков без слов я понимал хорошо. Взгляды, улыбки – то, чем женщины научились обманывать и обещать. Но вот тело… оно не лгало: сжатые пальцы рук выдавали раздражение своей хозяйки, даже если лицо ее лучилось радостью.
А рыжая… Она была искренна – и в словах, и в выражении своих эмоций. И это заводило. А еще очень хотелось ее поцеловать. Вот только зря я сделал это в парке. Потому что одних губ рыжей оказалось мало. Дико мало.
Желание. Острое, на грани боли и удовольствия. Оно разлилось в паху. Хотелось подхватить рыжую под ягодицы, содрав с нее чертовы джинсы, ворваться в нее, горячую, нежную… И погружаться снова и снова. Хрипеть ее имя и слушать, как она кричит мое.
Обратный путь я практически не запомнил. Лишь ощущал, как она прижимается ко мне, и пытался взять мысли и чувства под контроль. В конце концов, не сопливый же юнец! Байк ревел и мчал по вечерним проспектам. Улица, двор, дом, подъезд… Даже не понял, сидели ли там бабки… но это было неважно. Рыжая молчала и закусывала губу, когда думала, что я не вижу. Но я видел, видел только ее и ничего больше. Вокруг – не существовало. Вокруг была лишь рыжая.