– Да уж, у вас получилось,– от неловкости погладила я то одно ухо, то другое.
Алексашин удовлетворенно улыбнулся и продолжил:
– Я от Татьяны услышал, что ты шоколад не любишь, поэтому искал что-то необычное, чтобы удивить.
– Не то чтобы не люблю… Я его очень редко ем,– попыталась оправдаться я за вранье насчет греческих конфет. Но не вышло: Алексашин проницательно покачал головой.
– Ты можешь быть совершенно откровенна со мной…
– Вы удивили меня рисунками,– тут же сменила тему я.– Кто вам их рисовал? И откуда этот художник так хорошо знает меня?
– Никакого художника не было,– повернулся ко мне он на новом светофоре, и я не успела отвести глаз.
Но, чтобы не выглядеть тетехой, недоуменно нахмурилась и с шутливым укором спросила:
– Вы же сказали, что не учились рисовать?
– Профессионально не учился, но я рисую с детства, это больше хобби. А поскольку никак слов подобрать не мог, чтобы не сказать лишнего, просто рисовал…
Живо вспомнились случаи на совещаниях, когда Алексашин, будто уходил в себя и что-то писал в своем ежедневнике, и поняла: он рисовал, так он сосредотачивался, а потом неожиданно выдавал новую задачу или продуктивное решение.
– У вас есть талант…– искренне заметила я и отвернулась к окну.
Мы остановились у обочины. И вдруг я ощутила прикосновение горячих пальцев к запястью. Даже отдернула руку от неожиданности и тут же растерянно извинилась взглядом. Он, конечно, перешел границу, но я не могла показать, как дико испугалась. Не монстр же он, в самом деле…
Алексашин огорченно улыбнулся и опустил взгляд на мои губы, которые тут же запекло. В юности меня за губу укусила пчела, вот точно такое же ощущение было и сейчас. Я едва удержалась, чтобы не поморщиться и не дать ему ни одного намека на смятение. Хотя, наверное, я уже была красная как рак.
– Знаешь, Май,– тихим ласковым голосом заговорил он, продолжая пристально разглядывать меня,– в какой-то момент я запретил себе впутываться во все это… А потом подумал: а почему я запрещаю себе хотеть то, что меня вдохновляет? Почему сам все усложняю? Может, нужно прямо сказать женщине, что она мне нравится? Тогда и она будет откровенна со мной?
Я напряженно сглотнула и нервно усмехнулась. Алексашин чуть повернулся в кресле и наклонился в мою сторону. От его слишком близкого присутствия мой позвоночник вытянулся, как струна. В затылке запекло и в копчике тоже. Кажется, даже оглушило на мгновение. Давно я не получала таких признаний, тем более от человека, от которого пока всецело зависит моя карьера и благополучие.
Я прижала ладони к бедрам и старалась дышать неглубоко, а когда он снова заговорил, вздрогнула, будто в колокол ударили: