Постепенно голоса набирали громкость, прорывались даже сквозь звуки доносившейся из планшета задорной песенки про буквы английского алфавита, и хотя слова по-прежнему не удавалось разобрать, интонации считывались легко и просто: раздражение, злость, недовольство.
Арина заметила, как до того уверенно расставлявшая карандашом галочки в нужных квадратиках рука Евы задрожала, растерянно заметалась над тетрадным листом, а потом и вовсе застыла. Песенка закончилась, в комнате воцарилась напряжённая тишина, и голоса стали только слышнее. Ева втянула голову в плечи.
– Ты чего? – спросила у неё Арина.
Ева запрокинула личико, глянула пронзительно, с испугом и надеждой.
– А папа Макара не выгонит?
– Конечно, нет! – воскликнула Арина, даже раньше, чем успела подумать над вопросом. – Ев, ну, с чего ты взяла? Разве твой папа хоть раз говорил о подобном?
Конечно, в жизни всё может быть, но почему-то ей не верилось, что Котенков способен выставить на улицу наполовину осиротевшего сына. Если только в сердцах ляпнул, что-то типа «Не устраивает, так катись отсюда». А Ева услышала, и запомнила, и поверила. Потому что маленькое дети принимают такие угрозы за чистую монету, не понимают, что это всего лишь случайно вырвавшийся словесный оборот, который произносится просто для придания значимости.
– Нет, – тихонько выдохнула Ева. – Но…
У неё так и не хватило решимости выговорить вслух, но Арина, похоже, поняла.
Возможно, малышка думает, что Котенков, вот так же однажды разозлившись, выставил вон её мать? Она же совсем крошкой была. Всего-то три годика. И, наверное, никто ей точно не объяснил, что произошла. Да Арина и сама это толком не знала. Поэтому, вдруг и правда? Даже, если та заслужила. Ведь Оксана Григорьевна нелицеприятно отозвалась о последней жене Котенкова. Но теперь Ева боится, что подобное может случиться и с братом.
– Евочка, ну конечно не выгонит, – как можно убедительней проговорила Арина. – А то, что они спорят… – вообще-то, не сдерживаясь, орут друг на друга, и Макар гораздо громче отца, – случается такое и между родственниками. Иногда. Но не страшно. Сейчас они обязательно успокоятся и опять помирятся.
Ева перевела взгляд на дверь, а потом опять посмотрела на Арину, по-прежнему испуганно, но уже не с надеждой, а недоверчиво, с какой-то смиренной недетской мудростью, причастностью к тайному знанию. Глаза подозрительно заблестели, нижняя губа дрогнула.
– Не волнуйся. Всё будет хорошо, – заверила её Арина, или, скорее, пообещала, решительно поднялась, направилась к двери.
Стоило приоткрыть её и донеслось слишком громкое и чёткое: