Эса, кстати, сообщила, что она остановилась в соседней харчевне. Аршак с осторожностью принял предложение снять комнату рядом с ней. До вечера мои подопечные остались без дела, а я направился к дядюшке.
Солнце уже вовсю припекало, когда я вышел на улицу. Гомон городка и радостное щебетание птиц – потрясающий тандем. В современном мире такого нет. Город захватывает всего тебя без остатка, убирая с поля зрения любой намек на природу. Редкие парки и деревца не спасают ощущение того, что ты крутишься в огромных механических часах из стали и стекол. Ты – часть этого механизма. Да, не столь важная и существенная, имеющая огромное количество дублирующих тебя частей, но ключевое слово – «часть». Если человек ощущает себя этой частью, то он живет в гармонии со своим внутренним миром. Если нет – появляются психические расстройства, апатия и депрессия.
Здесь же я чувствую себя частью этого мира. Я могу его улучшить, безусловно, но я не хотел бы делать из этой Руси ту Россию, в которой я жил ранее. При этом, слишком велик тот шанс, что мое вмешательство сделает еще хуже. Мне нравится это время. Я ловлю себя на этой мысли уже довольно продолжительное время. Не смотря на то, что нужно вести себя как можно не примечательнее для истории, мне нравится здесь. Мне нравятся эти люди, воздух, природа. Нравится еда, которая по ощущениям в десятки раз вкуснее, хотя и проще. Этот феномен невозможно объяснить, но это факт. Мне нравится отношение людей друг к другу. Нет, здесь не рай, конечно, случай с братцем Эсы это подтверждает, но люди здесь искренне выражают свои эмоции. Здесь человек еще не прогнил, не стал человеком двадцать первого века.
Столь грустные думы привели меня в мою харчевню. В углу, за столом уже сидели угрюмые Радомысл и Сокол. Похмелье – оно такое, безрадостное. Ополовиненный кувшин кваса и почти пустой сосуд рассола не сильно помогли дядюшке.
– Дядя, как здоровье? – подчеркнуто громко и жизнерадостно оглушил я Радомысла.
Тот аж дернулся, зажмурился и чуть не уронил чашу с квасом. Сокол, видимо, перенервничал, так как мой бас заставил его схватиться за топор и принять боевое положение. Инстинкт вояки.
Приподняв руки в жесте "сдаюсь в плен", я подсел к товарищам. Сокол сплюнул с досады и так же примостил свой зад на лавку.
– Так, как твое здоровье, – шепотом провыл я дяде.
– Уймись, баляба, – вставил свои "пять копеек" Сокол, – не видишь своими зенками что ли? Плохо послу княжескому. Тартыжничал[7] он до утра.
Мне показалось или Сокол вложил изрядную долю иронии в свои слова. Наверное, тоже не одобряет поведение дяди. Я хмыкнул и глотнул запотевшего кваса.