Это был медальон, в котором оказался портрет моей матери. Той женщины, которая меня родила. Свентаны Эмрос.
– Я действительно ее любил, – признался он. – Но тогда был вынужден наблюдать, запертый в своем сознании, как бросаю ей в лицо жестокие слова. Как вынуждаю уехать. Знать, что ее преследуют те, кого Дориана отправила, чтобы ее убить, было невыносимо.
Он говорил об этом спокойно, но видно было, что под пластами этого спокойствия бушуют чувства, которые его величество просто не имеет права себе позволить. Я его очень хорошо понимала: побыв марионеткой пару часов, не имея возможности даже заговорить с Райнхартом или предупредить его, в чем опасность, я была в отчаянии, в ярости, в ужасе. Гориан же провел так долгие годы, больше, чем я живу на свете. Дориана управляла им, а когда поняла, что не справляется, что даже их совместных с Марирским сил не хватает на то, чтобы обуздать королевскую магию отца, и она понемногу разрушает алую схему, был приглашен Мерноуз Гриже. Лекарь, сильный маг, лишенный лицензии за незаконные манипуляции, которому сменили имя и предложили должность главного королевского врачевателя. Совместно с ним и была разработана новая схема, которая не только подчиняла отца, но и вытягивала из него силы.
Ни один другой маг бы столько не протянул, но отец справился. И помогла ему в этом королевская магия.
Сила, равных которой нет.
– Дориану допросили, – произнес Гориан, постукивая пальцами по подлокотнику. Казалось, его совершенно не смущает тот факт, что что мы с Райнхартом сидим на постели в обнимку, но, если честно, по-моему, только меня он тут и смущал. – Она призналась во всем. И кое в чем, что непосредственно касается тебя, Райнхарт.
– В чем именно? – его светлость нахмурился.
– Твоя мать. Леви Виграсс. Не считая того, что алую схему на балу ей подсунули, еще и насчет того, что произошло много лет назад… – Гориан сделал паузу, а Райнхарт ощутимо напрягся. Казалось, закаменел.
Я даже положила руку ему на предплечье, погладила кончиками пальцев.
– Все это было подстроено. Твоя мать не изменяла твоему отцу, ее опоили, уложили в постель этого, – король кашлянул, – гхм, придурка. Ему заплатили, а впоследствии от него очень быстро избавились.
– Зачем?! – Я знала, что Райнхарт умеет повышать голос, но сейчас это прозвучало очень резко. Как рычание раненого льва.
– Это было желание Жанны. Она хотела замуж за твоего отца, а твоя мать стояла у нее на пути.
Во мне кончились мысли и приличные слова. Интересно, как его величество отреагирует на то, что вновь обретенная дочь ругается, как портовый рабочий из Гриза?! Я осторожно повернулась к Райнхарту: в его глазах застыло непонимание и боль. Я даже не представляла, чем могу ему сейчас помочь, но молчание казалось невыносимо тяжелым. Именно поэтому я спросила: