Хотя стоит мне подумать о поезде, я тут же мрачнею. Хочу спросить о других пассажирах и гвардейцах, но лекарь строго поднимает палец вверх. Приходится сидеть молча и неподвижно, пока он не заканчивает свои исследования и не убирает схему.
– Вот и все. Теперь я с полной уверенностью могу сказать, что на вас не осталось и следа воздействия алой схемы. Тем не менее после всего случившегося я бы рекомендовал вам снова поспать…
– Я бы хотела поговорить с Райн… с его светлостью эрцгерцогом Барельвийским.
А перед этим принять ванну и посетить туалетную комнату, но лекарь меня огорошивает:
– Сожалею, ваше высочество, но все посещения и личные аудиенции для вас запрещены до особого распоряжения ее величества.
– То есть как запрещены? – уточняю.
– Приказы ее величества обсуждению не подлежат, – произнес седовласый, наградив меня взглядом свысока. Примерно так на меня смотрел герцог Полинский, возможно, поэтому спросила я уже совершенно другим тоном:
– Не подлежат – для кого?
Это прозвучало тихо, но лекарь почему-то попятился.
– Ваше высочество, я к этому не имею никакого отношения…
Я не сразу поняла, что он смотрит на мои руки, на которых мерцают золотые искры. Сжала пальцы в кулаки, искры погасли, а я поднялась. Резко – достаточно для того, чтобы у меня закружилась голова.
– Куда же вы, ваше высочество, вам лежать надо!
– Мне надо переговорить с ее величеством, – с трудом справившись с приступом дурноты, произнесла я. – Прямо сейчас. Поэтому пригласите ко мне слуг, пожалуйста – пусть помогут одеться.
– Но…
Что-то в моем взгляде показалось лекарю не лучшим поводом для споров, потому что он быстро покидал свои склянки в саквояж и ретировался, бурча себе под нос, что он все свои рекомендации дал, а изменить дурной нрав ее высочества не в силах.
Прямо так и сказал!
Дурной нрав. Я даже покрутила эти два слова в мыслях, чтобы справиться с желанием высказать ему вслед, пока он шел – шаркая своими штиблетами по начищенному паркету – что мой дурной нрав он еще не видел. Но решила все-таки выдохнуть и прогуляться до туалетной комнаты, а после – до ванной.
Пока я стояла перед зеркалом, вглядываясь в свое, мягко говоря, бледное лицо, Эдер сидел в спальне и наблюдал за мной. Только когда хлопнула дверь, и из-за нее донеслось сдавленное:
– Ой! – я выглянула.
В комнате мялись трое девушек, а, заметив меня, вперед выступила одна, самая бойкая.
– Ваше высочество, вы можете убрать льва? Мы его боимся.
– Эдер, пропусти девушек.
Эдер недовольно рыкнул, но все-таки отошел. Уселся подальше, глядя на служанок.