Короля.
Моего отца.
Наверное, если бы я не отвлеклась на убранство дворца, тряслась бы, как осенний лист на ветру, а так даже толком испугаться не успела. Вот перед нами уже открывают двери – и мы оказываемся в гостиной, гораздо более просторной и роскошной, чем мне когда-либо доводилось видеть. Здесь нет портретов, только пейзажи – почему-то довольно мрачные, свинец туч, бушующее море, горы, вонзающиеся пиками вершин в низкое небо.
Они еще больше утяжеляют интерьер: винного цвета стены, темное дерево, которое освежает лишь редкое золото подсвечников – и снова сдавливает бронза отделки.
– Его величество очень слаб, – произносит Ликровец. – Поэтому долгого разговора у вас не получится. Надеюсь, вы понимаете, что беспокоить его лишний раз тоже не стоит?
Я перевожу взгляд на сопровождающего, и унт продолжает:
– Ему вредны сильные эмоции. Достаточно будет уже одного вашего присутствия.
– Я понимаю.
– В таком случае… – Ликровец указывает затянутой в перчатку ладонью на двери, которые распахивают слуги в ливреях. Вторая рука у него за спиной, почему-то именно эту деталь я отмечаю. Эту, а еще перстень с оскаленной пастью волка.
После чего шагаю в покои отца.
Я помню его исключительно по портретам в учебнике истории и по газетным магическим схемограммам, которые появились совсем недавно – это когда с помощью особого артефакта получается как бы портрет, но более точный, запечатлевающий не только человека, но и окружающий мир. Гориан, которого я знаю заочно – сильный, высокий, широкоплечий. Темноволосый: это как раз кровь правящей четыре века назад Шилони, прочно вошедшая в династию Леграссийских.
Мужчина, которого я помню, ничем не напоминает иссохшего, поседевшего старика, лежащего в постели под мощной магической схемой – очевидно, целительской. Той самой, что поддерживает в нем жизнь. Грудь его слабо вздымается, морщинистые веки прикрыты. Тонкие руки поверх покрывала кажутся невесомыми, и я замираю на полушаге. Как раз в этот момент отец открывает глаза.
Ореховые когда-то, как у меня, сейчас они кажутся мутными и даже непонятно, куда он смотрит. До той минуты, пока не звучит его голос – хриплый, глухой, очень низкий:
– Подойди.
Несмотря на все, в его словах по-прежнему чувствуется сила, и это – приказ. Приказ, которые, должно быть, он привык раздавать и раздает всю свою жизнь. Я настолько растеряна, что даже не успеваю справиться с мыслью – не такой встречи я ожидала, когда он повторяет уже резче:
– Подойди!
Я приближаюсь. Делаю еще буквально несколько шагов, и в меня ударяет волной мутной непонятной силы, от которой по коже проходит озноб и начинает тошнить. Я не успеваю опомниться – Гориан смотрит на меня в упор, не мигая. А потом резко выплевывает: