Аяна стояла ещё какое-то время и глядела во тьму за границами двора, потом повернулась, почти не замечая ничего вокруг себя, и пошла к очагу. Пирог стоял на столе нетронутый, накрытый белёным полотенцем. Она долго стояла и зачем-то смотрела на него, потом отнесла в кладовую, вернулась, отряхнула стол, подставила к нему стулья, потом наполнила миску Оши кашей с потрохами. Вдруг ею овладела странная тревога. Она села за стол и спрятала лицо в ладонях.
Самый маленький светильник догорел и погас, несколько раз подмигнув. Холодало.
Из конюшни вышел заспанный Шош и мягко приблизился к ней. Она по привычке опустила руку и погладила его между ушей. Он мурлыкал, тёрся об её ноги, потом запрыгнул на колени и стал бодать её в подбородок маленьким мохнатым лбом.
Аяна подняла голову. Взбудораженные мысли постепенно укладывались, и она почувствовала, что замерзает. Шош настойчиво мял лапами её колени, вонзая в них свои острые коготки.
Раздались голоса, и во двор вошли припозднившиеся домашние. Аяна сидела, будто отгороженная от мира тонким неровным стеклом или неверным осенним льдом затона, глядя, как они заходят в дом.
– Близнецы остались в общем дворе ночевать, – Лойка положила на стол два гребня, которые подняла в подворотне. – Работы много, и они устали. Но позабавиться мы тоже успели! Слушай, на тебе лица нет. Ты что, речного духа увидела?
Лойка, порывистая и внезапная, как весенний ветерок, улыбалась так задорно, что Аяна будто очнулась. Она взглянула на сестру, и этот задор передался и ей.
– Нет, Лойка. Ко мне приходили соседи от нескольких дворов и рассказывали, чем ты занималась последние несколько дней.
Глаза Лойки расширились от ужаса, а ноздри задрожали, и Аяна с весёлым удивлением поняла, что попала в яблочко.
– Ты рассказала маме? – выдохнула младшая сестра с таким неподдельным страхом, что Аяна не сдержалась и улыбнулась. – Да ну тебя с твоими шуточками!
Лойка выругалась и убежала через кладовую в дом, и по стуку сундуков Аяна поняла, что с утра недосчитается кое-чего съестного.
– Я уложил Ансе, – сказал отец, спускаясь по лестнице от зимнего очага. – Он очень устал. Что у нас осталось из еды?
– У нас есть пирог, – сказала Аяна, всё ещё прикидывая, где и как Лойка могла набедокурить.
– Он целый? Оставь лучше на завтра, – сказал отец, широко зевая. – Я сейчас лучше съем варёные яйца и хлеб, а завтра уже выставим пирог. Что-то ты сегодня бледная, Айи. Иди-ка ты лучше спать.
Аяна вздохнула. Идти в спальню, где была Нэни, ей не хотелось. При мысли о сестре почему-то защипало в носу. Она подхватила на руки Шоша, пожелала спокойной ночи отцу и побрела на сеновал. Это был долгий, очень, очень долгий день. Был ли он дарован ей на благо?