Золотая долина (Иолич) - страница 87

Он покраснел, потому что ему стало немного неудобно идти. Ну вот, опять. Как тогда, в учебном дворе, когда она шептала ему на ухо подсказки, а её волосы щекотали его и не давали думать. Нет, нет, не то. Так только хуже. Тюк — это пять мешков соли, а одного мешка хватает на год на восемь человек. Значит, тюка на год хватит на сорок человек. Выходит, только на нижнюю деревню на год нужно запасти больше сотни тюков. Примерно сто десять. Но это если учитывать детей. Маленькому ребёнку не надо столько соли. Тили маленькая, её запястье толщиной чуть ли не с два его пальца. Сколько соли нужно ей в год? Она любит солёные орехи. Когда он приносит ей орехи, она улыбается и отдает ему половину или больше. «Коде, я не съем так много». Смеётся и наклоняет голову к плечу, так что её волосы... Да что ж такое... Надо вернуться к ней.

Дождь усилился. Он прибавил шаг, и остальные, отставая, стали в шутку браниться ему в спину.

– Не ругайтесь, я вернусь помочь вам! – Он поправил мешки на плечах и пошёл ещё быстрее. С волос капало за шиворот рубахи.

Наконец-то лодки! Он спрятал мешки под навес и отдышался. Снова вниз по склону, ещё четыре мешка, вверх к лодкам, передышка, снова вниз. И снова наверх.

– Коде, смотри не надорвись!

Всё! Мешки в лодках. Она просила одеяло. Ей там, наверное, прохладно.

– Коде, там над очагом поставили полог. Иди выпей горячий настой с мёдом!

Одна! Она там одна среди этой темноты! Под дождём!

Он метнулся вниз по склону, потом в бревенчатое укрытие, и схватил её одеяла с полки.

– С тебя капает вода, Коде, осторожнее! – ленивые смешки отдыхающих в тепле товарищей.

Надо спрятать одеяла от дождя. Его сумка мала, одеяло не поместится.

– Где пустые кожаные тюки?

Он озирался с таким безумным видом, что ему сразу сунули кожаный мешок. Коде схватил его, на ходу запихивая одеяла внутрь, и вылетел наружу.

– Осторожнее, Коде, с полога же течёт!

Он не слышал, потому что уже огромными размашистыми шагами нёсся вниз по склону.

«Дождись меня». Он сказал ей ждать... И теперь она сидит, потерянная, дрожащая...

Рощица, три валуна, осыпь на склоне, рощица. Ручей — в один прыжок. Болотце... Ещё одно.

Рыбаки говорили про бурю. Ветер всё сильнее. А что если прилив поднимется выше?

Рощица, лужайка, ручей. Да духи бы драли за загривок этот клятый бесконечный склон!

Тили в бушующей пене штормового прилива, тонкие нежные руки отчаянно и безнадёжно ищут опору. Рокот штормовых волн заглушает её последний надрывный, отчаянный, безнадёжный, жалобный крик. Волна захлестывает её, утаскивает в море. В зелёной тёмной толще не слышно звуков, буря осталась на поверхности, а здесь, в бесконечной зелёной пустоте, только Тили... В струящейся пелене своих длинных волос она медленно опускается на дно, холодная, бледная, безмолвная, безжизненная, и стайка испуганных серебристых рыбёшек проносится мимо.