- Нет!.. Это черт знает что... Скотина вообразил, что удираю из-за его тысячи рублей...
Пробил второй звонок.
- Так будь другом, Венецкий... Все, что просил...
- Постараюсь, Никс.
- Один месяц пусть подождут... Один месяц - и все до копейки... Телеграфируй в Алупку... Разумеется, условно...
- Конечно...
Друзья вернулись к вагону.
Начались пожатия рук, объятия, поцелуи и пожелания.
- Счастливец Никс! - говорили приятели.
- Прелестная пара! - заметила какая-то дама.
Все посторонились, когда пожилой господин в фетре подошел к племяннице.
Он три раза поцеловал Мету, наскоро перекрестил ей лоб и сказал:
- До свидания, Мета... Если удосужишься, напиши - как погода в Крыму.
- Непременно, дядя... Будь здоров!
- Какое тут здоровье? - недовольно промолвил его превосходительство, точно Мета осмелилась желать здоровья человеку, который постоянно считает себя нездоровым и все-таки работает с утра до ночи, удивляя по временам авторов восторженных статеек "железной энергией и неусыпным трудолюбием" его превосходительства.
- Ты, дядя, взял бы отпуск... Нельзя так работать! - с трогательным участием проговорила Мета. - Приезжай в Крым...
- Отдохни ты за меня, Мета! - шутливо сказал дядя.
Мета уж была в объятиях матери, а пред его превосходительством словно выплыл из-за жены Никс, почтительно наклонив обнаженную, коротко остриженную белокурую голову.
- Ну, доброго пути, Николай Иваныч! - довольно равнодушно говорил пожилой господин, и взгляд его стал еще застланнее и, казалось, непроницаемее.
Он протянул маленькую руку в лайковой желтой перчатке и, слегка пожав руку нового родственника, не внушавшего доверия ни к его способностям, ни к его средствам, ни к его основательности, прибавил чуть-чуть мягче, но все-таки деловым тоном:
- Благоразумно сделали, что везете жену в Крым. Отдыхать и тратить деньги лучше дома, чем за границей!
Никс согласился и поспешил отойти, чтобы проститься с родными и приятелями.
Его превосходительство не стал ожидать третьего звонка.
Он сделал общий любезный поклон, сделал приветствие рукой Мете и твердой, быстрой походкой направился к выходу.
"К себе не возьму!" - бесповоротно решил он о Никсе.
И его превосходительство стал думать о весьма важной записке, которая лежала на столе в его кабинете. Его лицо оживилось. Он не сомневался, что запиской "подложит свинью" одному из своих коллег.
С уходом пожилого господина в фетре почти все провожавшие Руслановых словно бы почувствовали облегчение от необходимости льстить и от невозможности позлословить насчет его превосходительства.