— Что это? — не мог не спросить я.
— Для нужного настроения. Открой рот.
— Зачем?
— Просто открой, — потребовал ты и, когда я не шевельнулся по направлению к выполнению твоего пожелания, ты прижал меня к стене, сунул мне пальцы в рот и вложил бумажку. — Глотай.
Я слабо себе представлял, зачем мне есть бумагу и, главное, как это технически сделать, но всё равно попытался. Где-то в глубине души я подозревал, что это наркотик, но мне намного больше хотелось оправдать твои ожидания, чем думать об этом. Марка довольно быстро растворилась на языке, и я послушно проглотил остатки вместе в накопившейся слюной.
— Молодец, хороший мальчик, — ты похлопал меня по щеке. И дал мне таблетку, я проглотил её, не спрашивая, и не запивая водой. — Когда будешь петь, думай обо мне, хорошо? Я буду за столиком, если хочешь, смотри на меня. И представь, что мы одни. Тогда не будет страшно.
— Ты не будешь играть? — удивился я.
— Иди уже, тебя же ждут, — ты подтолкнул меня к выходу.
Я хотел обернуться, но ты с силой выдавил меня в коридор. Я даже споткнулся о порог и почувствовал себя, как в школе, когда ты постоянно вот так пытался сбить меня с ног. Но сейчас, я был уверен, это получилось случайно.
У сцены меня поймал Нильс и сообщил, что уже настроил мне микрофон. Я занял своё место на переднем плане и вцепился в стойку микрофона. У всех ребят были их инструменты, за которыми можно было скрыться, я же почувствовал себя совершенно голым. Я посмотрел в зал. Как и сказал вчера Росс, в нашу сторону практически никто не смотрел. В зале было человек двадцать, и каждый из них был занят своими делами. Ты уже занял один из столиков, откуда помахал мне, как только я поймал твой взгляд.
— Скажешь что-нибудь? — спросил Нильс и потянулся к микрофону, чтобы снять его со стойки. Я помотал головой.
— Добрый вечер, друзья, — произнёс Нильс в микрофон, и кое-кто повернул головы в нашу сторону. — Прошу прощения, что отвлекаю ваше внимание. Мы сыграем пару песен, вы можете продолжать ваши дела и не обращать на нас внимания, а можете послушать. Выбор за вами. Хорошего вечера!
Нильс вручил мне микрофон, досчитал до четырёх, и у меня из-за спины полилась музыка. Такт, где я должен был вступить, я проспал и понял это только, когда кто-то ткнул меня в поясницу, причём достаточно больно. Пришлось ребятам играть четыре такта ещё раз. Я посмотрел на тебя, боясь увидеть разочарование или раздражение, но ты лишь улыбнулся. Это помогло мне собраться.
После того, как я спел первый куплет и прозвучал почти минутный проигрыш перед вторым, я почувствовал, что всё плывёт. Это началось так внезапно, что я даже не понял, что это со мной что-то не так, а не на самом деле краски все слились в один цветной проток, в такт музыки поползший перед глазами. Я подумал о том, что было бы некстати грохнуться со сцены в середине песни, но, как оказалось, моё состояние не влияло на равновесие. Я посмотрел вниз и увидел свои ноги так далеко, будто они были на первом этаже, а я — на десятом. Зал с посетителями тоже отодвинулся вдаль, и я, сколько не силился, не смог разглядеть ни одного лица, чтобы понять, что они думают по поводу моего выступления. Зато ты почему-то никуда не сдвинулся, а, наоборот, даже приблизился и сидел так близко, что, если бы я протянул руку, то смог бы взять твою кружку и выпить твой напиток.