И все было хорошо, насколько вообще может быть хорошо в дешевой забегаловке вроде этой, где засохший жир на столе изменил цвет дерева настолько, что невозможно уже определить его истинный цвет. Брезгливо поморщившись, тем не менее напомнил себе, что в лесу гораздо хуже, и выбора у меня особого нет. Вряд ли кто-то из местных пустит к себе путника. Немытого и чертовски злого путника. Раздражение не унималось, и зверь недовольно поморщился. Четырехлапому не свойственны сложные эмоции, для него все просто – он или стремиться разорвать горло источнику проблем, либо не обращает на него внимания, если проблему не решить клыками и когтями. Мне бы у него поучиться, но вспомнив причину, по которой я тут оказался, чувствую прилив сил и бодрости. Уже поймал бы укравшего мое наследие ублюдка, но у него было всего три дня форы, во время которых я скорбел, не подозревая, что меня нагло обокрали. Стискиваю кулаки, не позволяя тоске по погибшим родителям вплестись в и без того сложный клубок злобных эмоций. И запах тут… раздражает. Выводит из себя и словно обостряет все, что пытаюсь сдержать.
– Ваш ужин, – подавальщица подходит со спины, тонкая рука ставит кружку с пенным пивом, затем тарелку с торчащей из тушенного мяса с овощами деревянной ложкой и исчезает.
Движение воздуха от ее действий заставляет задержать дыхание. Слишком чуткое обоняние оборотня не всегда преимущество, и вот в такие моменты, когда человеческая кожа как губка впитывает в себя не самые приятные запахи с дешевой кухни, лучше и вовсе не дышать. Я знаю это, а потому не даю себе и шанса почувствовать эту раздражающую смесь запахов, и не дышу до тех пор, пока шаги за спиной не затихают. И только тогда делаю вдох. И еще один. Втягиваю воздух глубже, чувствуя… странное. Будто девица не с кухни выползла, а вышла прямиком из ледяной пещеры. Ледяной пещеры, в которой растут луговые цветы.
Не осознавая собственных действий, скорее теряя контроль над телом и инстинктивно передавая эту эстафету зверю, резко оборачиваюсь. И успеваю увидеть кудрявый затылок скрывшейся на кухне подавальщицы.
Тот самый затылок, который обхватываю сейчас рукой. За пару серебряных девица согласилась скрасить мою ночь, и, вспоминая ее запах, я чувствовал предвкушение. Да что там я, даже мой зверь встрепенулся, проявляя такой редкий в последнее время интерес к происходящему. Но вот сейчас, пока я слушаю стоны девки, а моя задница движется вперед-назад, зверь едва ли не зевает. Я отчетливо чувствую его скуку, она передается мне, портя момент разрядки, смазывая удовольствие и оставляя разочарованным. Снова.