– Значит моя! – не унимается хамка, и голос ее становится еще пронзительней.
Кажется, Вальтер сейчас зубы в порошок сотрет. Пытается что-то сказать, но его голос тонет в новой волне гвалта, и он оставляет попытки достучаться до разума жаждущей хлеба и зрелищ толпе, рявкает вместо этого:
– А ну все заткнулись!
Решил повторить трюк старосты? Едва не прыскаю от смеха. Хотя трюк срабатывает, но тишина эта чем-то напоминает звук затвора перед выстрелом.
– Воровка она и есть воровка! – разоряется хамка с новыми силами, – как прикажете спать рядом с такими? Под матрас все нажитое складывать?
– Да это рядом с вами спать опасно, – шиплю в ответ, и возвращаю ее слова, – сначала чужую лошадь присвоили, а дальше что? Деньги? Еду?
– Ну так и вали отседава! – тетка совсем взбесилась, раскраснелась и шагнула ко мне, уперев руки в грузные бока. И не лежи я беспомощно у ее ног, не стало бы так страшно.
– Отошла от нее, – вот теперь в голосе Вальтера пропадает наигранная строгость. В низком голосе слышится рык готового к броску волка, и даже у меня по спине бегут мурашки. Мне остается только догадываться, что переживает тетка, глядя во взбешенные глаза моего защитника, но и поделиться ощущениями она не успевает, выпрямившись растерянно, ойкнув слабо, пошатнувшись, слепо шаря по сторонам в поисках опоры, и не найдя таковых, медленно оседая на пол. Теперь она смотрит на подходящего к ней Вальтера снизу вверх и напоминала загнанного в угол зайца, а я завороженно смотрю на своего хищника, что одним только видом превращает всех вокруг в замерших благоговейно перед его силой кроликов. Даже Эмма, которая была на моей стороне и которой опасаться нечего, отступает на шаг, когда он проходит мимо нее. Вот именно поэтому в глазах и поведении любого двуликого видится превосходство. Они умеют поставить на колени одним только взглядом.
Он останавливается в шаге от взиравшей на него в ожидании приговора той, кто еще несколько секунд назад считала себя хозяйкой положения.
– Пошла вон, – тихий рык, почти мягкий, но пробирает до дрожи.
Вальтер
Когда мы остаемся одни, вешаю на место штору, отгораживаясь от случайных взглядов, и скидываю неразобранные еще вещи в кучу.
– Ты куда? – спрашивает Лили, но в голосе ее слышу скрываемый страх. – Бросаешь меня?
Наклоняюсь, практически падаю на колени рядом с ней и прижимаюсь губами к губам. Впечатываю себя в нее, чтобы и думать о таком не смела. Зарываюсь руками в волосы, и если сначала поцелуй этот был нужен чтобы убедить ее, что никуда мы друг от друга уже не денемся, то в следующее мгновения все мысли вышибает нахрен из головы, оставляя только пустоту, которая стремительно заполняется ее запахом, вкусом, нежностью ее губ. Ее присутствием рядом. Близко, но нужно еще ближе. Порывисто прижимаюсь и Лили подается мне навстречу, чтобы тут же зашипеть от боли и отстраниться. Чертова спина!