— Между вами что-то есть? — поинтересовалась Анька, переводя взгляд с меня на Романа.
— Нет, мы просто друзья! — поспешно сказала я.
— Рома? — решила она уточнить.
— Что? Ну, раз Алиса так говорит, значит, правда? — холодно улыбнулся Роман.
Он закинул ногу за ногу, склонил голову и посмотрел на нее таким пронзительным взглядом, что Анька аж заерзала на стуле, переплетая длинные ноги под ним и поглаживая пальцами ручку ложечки.
Очень... намекающе поглаживая. И Роман это тоже отметил долгим взглядом.
Анька хорошо умела во весь этот флирт.
Я, в общем, на личную жизнь сроду не жаловалась и с восемнадцати лет не оставалась одна дольше, чем на пару дней — пока не решила начать писать романы. Но толп поклонников «для гордости» у меня не было никогда. И, если мы шли в бар с Анькой и ее сестрой, то все мужики клеились к ним двоим, умеющим вот так строить глазки, так закидывать ногу за ногу, так заправлять прядь волос за ухо.
Так, чтобы все окрестные носители Y-хромосомы нервно сглатывали и откашливались.
А я обычно сидела в сторонке и тихо пила свое пиво. Нет, мне и не надо было такого внимания — что мне могли предложить эти парни из бара? На мой взгляд, одноразовый секс не стоил всех рисков и неудобств, с ним связанных.
Заводить легкие знакомства — тоже не мой профиль. А вот Роман с Анькой уже успели сцепиться языками и обменяться главной социальной информацией друг о друге.
— Так, значит, Ань, ты эмигрировала в Израиль? А почему? — поинтересовался Роман, улыбаясь.
Официантка, которая принесла ему эспрессо и новый капучино мне и Аньке, приняла улыбку за свой счет и тоже расплылась.
Да что они все в нем находят!
— В России я была неудачницей, поэтому решила попробовать начать все с начала, — легко поделилась Анька. — Ну, и детей хотела много, а на родине на меня с тремя уже смотрели как на ненормальную!
— Ты с мужем уехала? — он сощурился.
— О, нет… Одна! Мужу пришлось отдать квартиру, чтобы он разрешил увезти детей.
Анька скривилась, а я вздохнула, вспоминая эти жуткие суды и ее мудака, который изгалялся, как мог, понимая, что держит ее за горло. Торговался до последней капли крови и в придачу к трешке чуть не выцыганил новую машину.
Я тогда молчала изо всех сил, стараясь не произнести фразу «я же говорила!», потому что Анька была единственной известной мне женщиной, которая выходила замуж, точно зная, что будущий муж — мудак.
У нее так протест против родителей выражался. И запоздалая сепарация. Что я могла ей сказать? В четырнадцать, во время своего протеста, я творила вещи похуже. Правда, от меня в те годы никто не зависел.