— Ну… да, — я тряхнула головой, чувствуя, как струйки еще теплого дождя стекают по шее и щекотно заползают под платье.
— Поехали со мной гулять?
Черт, в любой другой день я бы вспомнила, что ночь, что я вся мокрая, что он какой-то стремный, что непонятно, зачем это все, что оно мне не надо, что завтра куча дел, что я хочу аспиринку и спать, что…
Но приключение!
Нет ничего хуже, чем вернуться домой с прогулки по волшебной стране, почистить зубы и лечь спать, с тоской чувствуя, как тает в крови что-то неуловимо сказочное.
Так ведь кончается большинство приключений в нашем мире.
Бродишь по таинственным развалинам, чувствуешь мелодию в зове ветра, дрожат внутри струны, отвечающие за жажду чуда…
Однако дверь в Нарнию не открывается. И машина не сбивает на переходе, чтобы, открыв глаза, ты оказалась в постели Самого Главного Дракона, за которого надо выйти замуж. Но сначала спасти мир.
В общем, как бывают адреналиновые наркоманы, которых тянет прыгать с высоток, спускаться с крутых гор и лететь по дорогам с бешеной скоростью, так меня всю жизнь, с детства, тянуло на чудеса. Стоит обычной тропинке между домами поманить дымкой цветущих яблонь, обещая дорогу на Авалон — и я бегу по ней, надеясь только на то, что однажды действительно попаду в сказку, а не выйду к помойке рядом с трансформаторной будкой.
Хорошо, что человечество придумало алкоголь, наркотики и секс. Можно притвориться, что они вполне заменяют недостижимое волшебство.
Поэтому я кивнула, сказала:
— Подождешь?
И захлопнула дверь квартиры перед носом Романа.
Наскоро вытерла волосы полотенцем, переоделась в сухое платье и засомневалась только в босоножках.
Выглянула за дверь.
Он стоял, прислонившись плечом к стене и задумчиво рассматривал большую паутину, сплетенную в углу над лестницей. Там уже запуталось несколько огромных комаров, ночная моль и даже шмель. Пауков я боялась меньше, чем всех этих тварей, поэтому регулярно говорила им «спасибо».
— А гулять — это куда? — поинтересовалась я.
— Вечеринка в отеле, — не отрываясь от наблюдения за живой природой, сообщил он.
— Ого!
Сам бог велел выпендриться, поэтому я выбрала другие босоножки — на высоченной платформе, в которых я могла ходить только как гейша, мелкими шажками. Зато какой длины у меня становились ноги…
И другое платье — ассиметричное, с длинным «хвостом», зато спереди открывающее мои ноги ровно до той точки, где кончается идеальная форма и начинаются слишком полные, на мой взгляд, бедра.
Я даже нарисовала стрелки на глазах, которые, как водится, получились безупречно — именно потому, что я рисовала их наскоро, в полутемном коридоре, попутно поправляя сползающие ремешки босоножек.