— Рэй, я по поводу вчера…
— Мы не будем об этом говорить. Джонс, уходи.
Сказать, что Рэй был зол, это ничего не сказать. Он был в ярости, но ничего не мог сделать. Девушка, стоящая перед ним, никогда не была его и не будет. Он всегда знал, что она… Не додумал мысль, в голове всплыл вчерашний момент, если бы не та банка, упавшая на асфальт, он бы её поцеловал, и скорее всего она бы не ушла домой. А с утра приехал бы Кенз и увидел свою первую любовь в кровати родного брата. Рэй был благодарен тому, кто выкинул эту чертову бутылку из окна чертовой машины. Именно она спасла их от ошибки. Следом в голове Рэя возник образ Джо в объятиях Кенза. Злость ещё с большей силой овладела им. Его ужасно бесило противоречие, которое щупальцами впилось в душу.
Больше ничего не сказав, Джо ушла и со слезами на глазах вернулась домой. И она тоже не знала, что Кенз, почувствовав себя дурачком, сказал позже Рэю: "Джорджина сама поцеловала меня, видимо решила вернуться". Кенз просто решил выглядеть перед старшим братом мужчиной, а не мальчиком и не понял, какой раздрай его слова принесли в душу Рэя.
Больше Рэйлан Бейкер и Джорджина Джонс не виделись. Она уехала на учебу. Он остался в городе и всё же сделал эту чертову рекламу тату-салона.
Спустя время, закончив учебу Джо вернулась домой. Она начала общаться с отцом, но с того рокового дня они так и не виделись. Разговаривали только по телефону. Дома как всегда идеальный порядок, запах выпечки и кофе встретил девушку на пороге.
Весь день они с мамой были вдвоём. А вечером, Джорджина ушла в свою комнату на втором этаже. Арайя убирала со стола, но услышав странный звук, бросилась наверх. Постучав в комнату дочери и не получив ответа, она открыла дверь и увидела свою девочку в подаренной отцом серой пижаме, лежащую на полу без сознания.
В сознание Джорджина Джонс так и не пришла. Её увезли в центральную городскую больницу.
Семь дней.
Сто шестьдесят восемь часов.
Десять тысяч восемьдесят минут.
Именно столько времени Джо находилась в больнице и не подавала признаков жизни, кроме дыхания и слабого сердцебиения, но, когда последняя минута этого времени перешла черту, девушка открыла глаза и уперлась взглядом в белоснежный потолок над своей головой, одинокая слеза скатилась из глаза и спряталась в темных волосах.
Открыв глаза первого июня две тысячи двадцать первого года, я отчетливо поняла, что нахожусь в обычном мире. Это было предельно ясно по нормальности происходящего вокруг: мерно капающий раствор в капельнице, монотонно пищащие медицинские приборы, запах лекарств и хлорки, звук двух женских голосов за белой тонкой дверью. Женщины обсуждали последний выпуск нашумевшего шоу, где невеста выбирала себе жениха из двадцати претендентов. Обе дамы были не в восторге от выбора невесты и бурно возмущались, периодически повторяя: "Вот я бы на её месте…". Но самое главное, что я увидела — часы. Прямоугольные часы серого цвета отсчитывали тринадцать тридцать пять.