- Ну нормально! – Богдан откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и скрестил на груди руки. – Ты, как всегда, все за всех порешал. А я вот и в Штаты не хочу. В Австралию, на всякий случай, тоже не собираюсь. Мне здесь хорошо.
- Что значит, все за всех? – взвился Роман. – Это мама так говорит, да?
- А типа это неправда!
- Это – неправда. Она тоже решила за меня. И ты достаточно взрослый, чтобы это понимать, Богдан!
- Сами разбирайтесь, - буркнул сын. – А в Лондон или куда там – не поеду.
- Слился! – констатировал Моджеевский и плюхнулся возле сына, уныло вздохнув. С некоторых пор он окончательно перестал понимать собственных детей. До дрожи боялся этого отдаления и понимал, что оно неминуемо: они взрослеют, они больше не живут с ним в одном доме, у них какая-то там своя жизнь, на которую он теперь не имеет никакого влияния, кроме финансового. А в свете того, что оба, и дочь, и сын, остались с Ниной после развода – даже авторитет не включишь. Настоишь на своем – сразу во враги запишут, а такой расклад его не устраивал, хотя был очень удобен его бывшей. Даже выгоден.
Явное подтверждение этой мысли он имел удовольствие наблюдать прямо сейчас и прямо перед собой.
- Потому что не хочу валить заграницу? – с вызовом спросил Богдан. – А как же там патриотизм всякий и прочая лабуда? Предки, вроде как, этому должны учить потомство.
Роман приподнял бровь и усмехнулся. «Патриотизм и прочая лабуда» – это сильно.
- То есть, ты сейчас митингуешь с полным осознанием долга перед страной? А в армию собираешься?
- А может, я военным по жизни быть собираюсь.
- И во главе моей компании мы Танюшку поставим, пока ты будешь в генералы пробиваться?
- Танька в математике вообще не шарит, так что это вряд ли.
- И на кого старому больному отцу надеяться?
- Продашь бизнес, бабло разделим поровну.
- В таком случае, предлагаю нагреть Таньку и слегонца урезать ее долю, раз у нее с математикой все плохо. Так что, Романыч? Теперь ищем престижную военку? В столице, раз воспитываем патриотизм?
- Па, давай я сам, - Богдан схватил брошенную трубку, разрывавшуюся до этого момента всеми возможными звуками – от мессенджеров до мелодии входящего звонка. – А то ты как-то поздно спохватился. Если было так интересно мое будущее, надо было заниматься им, а не разводом с мамой.
Роман снова молчал. Телефон продолжал орать, и это нервировало. Еще больше нервировали упреки. К сожалению, справедливые, но справедливые лишь отчасти. Как это высказать он не знал, и все ему казалось, что какой-то большой, настоящий разговор с Бодькой ему предстоит впереди. А это все так... когда-нибудь он должен понять.