- Нет! – насупилась Рита и фыркнула: - А ты?
- А я – как вчера и как буду завтра. Комментариев не даю, но флакон зеленки ношу с собой, - пожала Стеша плечами и посмотрела на море. Порывы ветра птиц не сбивали, но затрудняли их полет. Впрочем, те были упертые, стремились к цели. Птицы в этом смысле куда сильнее людей.
- Если я залью Марика зеленкой… - задумчиво пробормотала Рита и вдруг оживилась: - Вот скажи мне! Почему я дружу с его родственниками?!
- Это со мной, что ли? Наверное, потому что я классная!
- Ты – классная. Тогда я…
- Что ты? Ну вот что ты? Ритка! Этот идиот тебя любит больше половины жизни! Ты думаешь, в этом вопросе твоя лахудра-кума что-то решает, а?
Рита очень внимательно воззрилась на родственницу. Ром еще не взял свое, и потому она с чистой, не испорченной алкоголем совестью резко выдала следующий набор восклицаний:
- Ха! Так? Ок! Ну…
- Баранки гну. Ты ее выставила?
- Нет.
- То есть зашла, выслушала и ушла?
- Они – радио, чтобы я их слушала?! – возмутилась Рита. – Наслушалась я! Хватит.
- Он сейчас точно у тебя под дверью сидит, - ослепительно улыбнулась в ответ Стефания. – Еще кофе или поешь чего?
- Сейчас он дрыхнет! – зло выдохнула Рита и уставилась на мельтешащих внизу людей. Они все жили своей жизнью. Хорошей… плохой… какая разница…Туда же перевела взгляд и Стефания – вслед за слетевшей на плитку набережной чайкой, которая до этого сидела на стеклянном бортике террасы. Стеша улыбалась, глядя, как та расправила крылья, а сама, глазами уже скользнув по макушкам внизу, но мыслями еще оставаясь с птицами, вдруг спросила:
- Тебе тот историк хотя бы нравился?
- Стеш! У Марка плешь и живот… Ты сейчас серьезно?!
- И покруче животы видали, - хохотнула Стефания, и смех застыл на ее губах, искажая лицо. Как-то в одну секунду делая его похожим на какую-то жуткую маску. Должно быть, тому виной – подвижность ее мимики. Издержки профессии. А может быть, актерство тут ни при чем. Стеша порывисто поднялась и вцепилась тонкими пальцами в перила, напряженно глядя вниз. Туда. На людей. Хороших. Плохих. Сбитых порывами ветра. Какая разница.
Медленно прокатила по горлу ком и позволила себе осознать то, что видит в эту минуту.
Совсем недалеко, так, что ей казалось, она бы и услышала голоса, если бы их не забивало чертово море и не перекрикивали чертовы птицы, у края набережной, куда даже брызги достают в такую погоду, открывалась ее взору картина, которая, несомненно, могла бы растрогать любого циника и вызывала умиление сердца. Немолодой, но по-настоящему красивый мужчина с тронутыми сединой прядями густых волос толкал впереди себя детскую коляску. Он был высок, подтянут и со вкусом одет, как, справедливости ради, мужчины одеваются редко. И надо признать, что ему очень шла эта коляска, она даже по цвету совпадала со светло-голубой рубашкой, верхние пуговицы которой были расстегнуты, отчего Стефания почти ощущала под пальцами его загорелую кожу. Так и отцовство, должно быть, ему шло, потому что когда человек светится от счастья – ему это определенно на пользу.