Но я не могла. Защита была сильнее, и сейчас она убивала такого дорогого мне мужчину. Не позволяла вылечишь. Блокировала. Не пускала никак.
От ощущения собственной беспомощности по щекам побежали слёзы. Горячие и жгучие — они катились и падали на широкую мужскую грудь.
И вдруг… всё. Эта грудь перестала приподниматься, а я торопливо положила ладонь в надежде почувствовать биение сердца. Потом припала ухом, и с ужасом осознала — тишина, конец.
Грэм Эйнардс, этот невыносимый стражник, умер. Секунда, вторая, третья — в горле встал колючий ком. Грэм не дышал. Всё его тело словно заледенело, а я поняла, что теряю контроль, и сейчас взвою…
Я выгнулась от невыносимой боли и почти закричала, когда что-то произошло…
В воздухе повеяло чем-то непонятным, незнакомым, странным. Я бы назвала это присутствием волшебства, но точно не волшебство. А спустя миг безобразные раны вспыхнули, заливаясь алым свечением, и Грэм Эйнардс выгнулся, шумно хватая ртом воздух. Ожил. И пусть я не уловила природы мелькнувшей здесь силы, но отлично поняла, что произошло.
Самоисцеление. Умерший, а точнее недоумерший, вылечил себя самостоятельно.
Точно не вмешательство. Такое ни с чем не спутаешь. И то, что Грэм умеет вот так… это было невероятнее, чем всё, что сегодня произошло.
А самым невозможным стало другое:
— Скажи мне Ами, — произнёс Грэм, открывая свои невероятные глаза, — почему живым и здоровым я тебе не нужен, а как умер, так сразу примчалась?
Прозвучало сурово и даже сердито.
Я хлопнула ресницами. Смысл вопроса доходил очень медленно, потому что сам вопрос был неожиданностью, ведь от мёртвых никаких разговоров не ожидают… Зато руки мои оказались сообразительнее головы и, вцепившись в разделяющую нас простынь, потянули ткань на себя.
Прикрыв свою наготу, я уставилась на совершенно здорового, но очень хмурого мужчину. Лишь теперь осознала смысл вопроса, а ответить не успела, потому что поняла кое-что ещё.
— Ты меня помнишь? — снова шок, но продлился он недолго.
Учитывая обнаруженную защиту, логично, что на Грэма, как и на Тевлогия, моё волшебство не действует, но…
— Но ты же вёл себя так, словно всё-всё забыл! — на эмоциях воскликнула я.
Чувства превратились в пёстрый клубок — стало и обидно, и возмутительно, и радостно, и неловко. Я испытала, кажется, всё. В какую-то секунду меня просто взорвало, зато Эйнардс остался спокоен как скала.
— А что? — недобро прищурился он. — Мне следовало повести себя иначе?
Чувства завернулись в спутанный клубок ещё раз. Он помнил, и… Он же смотрел как на пустое место! Да ещё и кольца другим девушкам раздаривал.