Итак, нам вполне исправно докладывают чеховскую пьесу о том, как у порядочных людей «пропала жизнь». Главный виновник несчастий семьи, профессор Серебряков, который вышел в отставку после того, как 25 лет «писал об искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве», режиссёрски не решён вообще. Поэтому замечательный актёр Виктор Вержбицкий рисует, так сказать, мастерской кистью образ старого лицемера (несколько напоминая Зельдина в классической картине «Дядя Ваня» Кончаловского). А вот его антагонист дядя Ваня — Евгений Миронов, тот поинтереснее вышел.
Образ дяди Вани так или иначе традиционно связывали с интеллигенцией — дескать, он неудачник, но человек порядочный, деликатный, добрый, чуткий, способный на истинные чувства. Миронов же даёт русского неудачника крупно, безжалостно и с учётом его современных воплощений. Его дядя Ваня — сильный, здоровый, даже наглый парень, с развитым торсом и пышными русыми волосами, которые он собирает в типичный хвостик. Такого нетрудно себе представить в качестве активного пользователя соцсетей, где он бесчинствует под какой-нибудь воинственной кличкой. Перед ним все виноваты, ему все должны! Главное свойство психики героя Миронова — искать в мире врага, загубившего его жизнь. Почему Серебряков — профессор и женат на красавице, а он, такой дивный, никому не известен и торчит в глуши? Тут вступает ещё один мотив — дядя Ваня работал на профессора, потому что верил его идеям, его прогрессивным мыслям, верил, что участвует в общественном движении. Нет больше веры никаким идеям и движениям. Есть скучная обыденная жизнь, которую теперь непонятно как проживать — без иллюзий вообще. А прогрессором оказывается приятель — Астров, со своими криками насчёт загубленных лесов, который отбирает у Вани возлюбленную — Елену Андреевну (Юлия Пересильд). Опять обошли, кинули, предали, обобрали… Русский лузер не деликатничает, не жмётся в углу, он бешено энергичен и совершенно неутомим — хотя в глубинах души чувствует истину о том, кто на самом деле виноват. Она-то и непереносима, её, безжалостную, и надо заглушить, а не получится истребить своего врага, то есть самого себя.
После напугавшего меня спектакля «Гамлет | Коллаж» в Театре наций, где Миронов с помощью париков переодевался то в Офелию, то в Гертруду, я уж было подумала своё традиционное: «Судьба артиста внушает тревогу». Но нет, конечно, это серьёзный, сильный артист, и образ своего Вани он вылепил твёрдой рукой. С высокой «мерой обобщения», с цепью жизненных ассоциаций. (Да и дикция у Миронова отменная — извините, это у меня пунктик.) Зритель вправе воскликнуть: Ваня, я тебя знаю, ты со своей неизбывной злобой и завистью окружаешь меня стеной! Да, образ решён, но он в спектакле единственный.