В «Воскресенье» мы видим один день из жизни провинциального чиновника (уровень комитета по благоустройству примерно) в проникновенном и остром исполнении замечательного актёра Алексея Верткова. У него умирает мама, гаснет её разум (в этой роли совершенно неожиданная и тоже пронзительная Вера Алентова), с женой, сварливой, как большинство разведёнок, он в разводе, любовница психически ненормальна — попытка суицида. Утром наш герой получает записку: «Скоро умрёшь». Среди мест, которые ему надо посетить, — кладбище с хитрым директором. Малолетняя шпана нападает на берегу реки, дав чиновнику булыжником по бедовой голове… Всё будто бы окружено и пронизано смертью, а все живы, никто не умирает, хоть и помещены в зону несчастья, как в густую тень, но барахтаются и рыпаются! На этом фоне идут протесты граждан против вырубки деревьев, и активисты осыпают нашего героя лютыми оскорблениями, он для них словно бы и не человек вовсе. Если бы они видели его нервозную, глубоко несчастливую жизнь, то переменили бы мнение, но они видят только оболочку: какой костюмчик, какая машина. А Светлана Проскурина — из тех режиссёров, что всегда заглянут за фасад, за прикид, за маску в поисках истины. В её картинах удивительно мало (но поэтично и выразительно) говорят. Ни одна сцена не затянута, наоборот, ты уже расположился смотреть и смотреть, а режиссёр тебя ласково уводит: не всё надо выговаривать, в художестве лучше действовать намёком, показывать деталь и фрагмент вместо целого.
Вот этого-то пока не умеет Балагов, он как раз всё даёт назойливо, сверхкрупными планами, в лоб, суповой ложкой кормит до сытости, уже переходящей в фазу тошноты. Уверена, что фильму бы не повредили, а помогли значительные сокращения (около часа). Но обвинения, которые выдвинуты против молодого режиссёра, несправедливы абсолютно, просто даже с ума некоторые сходят в медицинском смысле. Один публицист, анализируя картину, разбирает сцену в начале, когда в госпитале раненые солдаты развлекают ребёнка, изображая зверей. «Это клевета на наших великих победителей! — ярится публицист. — Это попытка унизить советских воинов!» Слушайте, но ведь реально человеку надо лечиться, если он в невинной проходной сцене видит клевету и диверсию. А что до бессмысленных воплей о том, что перед нами не Ленинград 1949 года, таки да, не Ленинград 1949-го, потому что никакой исторической правды на экране не было, нет и не будет её никогда. Ибо её не существует. И, к примеру, Алексей Герман, с его гипертрофированным вниманием к подробностям быта и времени, не историческую правду реконструировал (и для чего она нужна, не понимаю), а создавал свой собственный авторский мир. Авторское кино — это мироощущение отдельного человека, как это ни раздражало бы массу. Так что «Дылда» — это Ленинград 1949-го лично Кантемира Балагова. Любой человек вправе оспаривать ценность мироощущения Кантемира Балагова в приличных выражениях, но выдвигать обвинения вроде тех, что я процитировала (дискредитация советских воинов), — такого допускать нельзя. Я бы в суд подала обязательно. Надо следить за метлой.