Актриса отправляется на центральный круг и без всякого заглядывания в текст начинает проживать смысловую музыку стихотворений Юрия Левитанского. Вскоре к ней присоединяется затейливый виртуоз танцовщик Владимир Варнава. Что ж, вроде бы направление спектакля понятно — на сцене привлекательный мужчина и чертовски привлекательная женщина, стало быть, разговор пойдёт о любви? А вот и нет.
Для повествования о «бремени страстей человеческих» поэзия Левитанского не подходит. Тут Цветаева сгодится или Ахмадулина, чью «Сказку о дожде» Хаматова читает необыкновенно — но не в этот раз. Сегодня она говорит о себе «я был, я жил», это рассказ от имени мужчины. Но, впрочем, мужчины ли? Стихотворения Левитанского, отобранные актрисой для спектакля, не имеют отпечатка сугубо мужского опыта. Жизнь здесь увидена как будто со стороны, чьими-то проницательными, умными, сочувственными, приветливыми глазами, не вполне человеческими притом. Этот взгляд находит в течении дней самое главное, очищенное от пены и суеты, от всякого разного вздора, он ищет чистые формы, настоящие гармонические звуки. Его занимает смена времён суток и времён года, движение человеческой жизни как способ познания себя и мира, а то, что волнует большинство людей — денежки и чувственные наслаждения, — его и не занимает вовсе. Это взгляд ангельский… Хаматова и представляет такого вот сценического ангела, немножко замученного, чуть усталого, но неизменно прекрасного и неустанно выполняющего свой долг, без лишнего пафоса, без сентиментальности, без назойливого морализаторства.
Двигается она превосходно, не уступая профессиональному танцовщику Варнаве, читает стихи без обычного для актёров жирного раскрашивания каждого слова, но и без завывательного занудства, присущего поэтам. Классическая музыка уместно подпитывает действие, а игра света и тени приятно разнообразит зрелище, балансирующее на грани концерта, но это всё ж таки не концерт, это театр. На сцену, покинув «Современник» (где она доигрывает прежний репертуар), Хаматова выходит нечасто. Недавно появилась в премьере Театра наций, в «Иранской конференции». Конечно, трудно не порадоваться за актрису, которая после озвучивания кошмарных текстов И. Вырыпаева (которые он почему-то называет пьесами, но которые пьесами не являются) творчески отдохнула в мире настоящей поэзии. Однако выбор поэта несколько удивляет.
Для глубоко страстной и подлинно драматической актрисы Чулпан Хаматовой поэзия Левитанского какая-то слишком идеальная. Нет в ней драматического стержня, преобладает блаженная созерцательность. В ней нет героев, нет действия, и если искать аналоги в живописи — это задумчивый пейзаж «с высоты полёта», лишённый дыхания времени. Ангельское мироощущение Хаматова нам предъявила, но мы-то не ангелы, да и она пока что не вполне и окончательно ангел. Впечатление от спектакля «УтроВечер», спора нет, приятное — будто бы побывал где-то в облаках, возвысился над своей плачевной участью и довольно культурно провёл время. Но не скрою — хотелось бы мне увидеть Хаматову на драматической сцене, в главной роли, в настоящей пьесе, в трактовке старомодно профессионального режиссёра.