И в финале, когда Геннадий Несчастливцев отдаёт бедной девушке Аксюше собственные деньги и — в правильной белой рубашке — взмывает на тросе куда-то вверх, под колосники, зал разражается бурными овациями. В центре Москвы человек деньги отдал нуждающемуся, заклеймил «комедиантов», напомнил, что есть в жизни честь, благородство! Конечно, Несчастливцев Островского — идеал, фантом, счастливая выдумка гения, трогательн о любившего артистов, но вот получилось же сделать его живым и пронзительным.
Всячески сочувствуя творческому пути Антона Яковлева, замечу, что китайские мудрецы советовали: «Подгоняй своё отстающее». Режиссёр все силы отдаёт одному-двум заветным героям, но многие маленькие роли остаются в его композициях не слишком разработанными, служебными, проходными. Не лишним было бы подумать о более гармоничном ансамбле и бо льшей выразительности облика будущих спектаклей. Прекрасно, что режиссёр занят глубинными смыслами, однако смыслы проникают к публике через глаза и уши. Все артисты Театра сатиры играют свои роли в «Лесе» и прилежно, и даже задушевно иной раз, но запоминается ведь (кроме Яковлевой и Аверина) разве Игорь Лагутин, остро и насмешливо исполняющий роль хитрованского купца Восьмибратова.
Островского на современной сцене всё больше — оно и понятно, так давно повелось, не знаешь, что ставить, ставь Островского. Кажется, его трудно испортить, но нет, нынешние умельцы могут и Островского испортить. Антон Яковлев не испортил. А Максима Аверина вообще ставлю теперь «в красный угол» и буду следить за его сценическими работами.
Приятно удивил.
Хаматова доказала, что женщина не только человек, но и ангел
Актриса и благотворительница Чулпан Хаматова в марте 2020 года представила публике спектакль по стихотворениям Юрия Левитанского «УтроВечер». Это нельзя назвать моноспектаклем, поскольку рядом с Хаматовой действует танцовщик, он же хореограф постановки Владимир Варнава. Однако, разумеется, внимание зрителя приковано к стройной фигурке и прекрасному лицу знаменитой актрисы. От неё ждут не только эстетического восторга, но и… чего же? может быть, Надежды? Причём именно с большой буквы.
Заполнить громадный зал театра «Балтийский дом» (бывший Театр имени Ленинского комсомола) в Петербурге дано не всякому. Не каждый гастролёр соберёт столько приличной публики в городе, набитом снобами и пижонами. Сцена почти пуста, обнажена — рояль слева и белый приподнятый круг в центре, вся обстановка. Выходит актриса (она нынче носит светло-пепельное каре) в правильном чёрном облегающем платье. Деликатно вступает музыка. В руках у Хаматовой — толстая пачка листов, и она начинает читать первое стихотворение Левитанского, одно из самых знаменитых, «Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино», заглядывая в эти листы. Публика приходит в изумление: всё видел Петербург, но чтобы актёры такого ранга читали с листа, это впервые. Проблемы с памятью? На скорую руку слепили халтуру и теперь устроили чёс? Второе стихотворение — и опять с листа. Третье — и тут Хаматова неожиданно роняет пачку, и страницы разлетаются. Публика внутренне охает, а потом счастливо улыбается: её провели, пошалили, чуток обманули. Разумеется, никаких проблем с памятью у Хаматовой нет, и не чёс она проводит, а творит довольно изысканное представление повышенного своеобразия.