Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе (Москвина) - страница 47

Тевье — отец пятерых дочерей, преданный им, ответственный и заботливый отец, но жизнь опрокидывает его планы, всё идёт не так, всё неправильно, и смиренный хозяин семейства поставлен на грань бунта маленького отца против большого Отца, Господина миров, в которого верует буквально. Горечь этой истории такова, что справиться с ней можно только юмором, — и драматург Горин щедро рассыпал по тексту юмористические блёстки, сверкающие остроумием афоризмы (вдобавок к замечательному юмору самого Шолом-Алейхема). И вот это героическое преодоление злосчастной участи бойцовским юмором Андрей Леонов сыграл отлично. Он в принципе прекрасно годен для комедии (и уже сыграл отца дочерей в сериале «Папины дочки»), но здесь другой жанр, здесь — притча и немало острых драматических моментов, когда надо просто молчать. И важно, о чём и чем, так сказать, артист молчит, важен его «багаж» (опыт прожитой и продуманной жизни). У Евгения Леонова был огромный багаж, у Андрея он поменьше, но есть, поэтому роль так или иначе состоялась. Андрей Леонов мастерски шутит, но и молчит привлекательно.

Вторая по значению — еврейская — тема в спектакле 1989 года была трактована Захаровым совсем не этнографически, а, можно сказать, философски. Евреи — это «другие», своеобразные люди, но прежде всего люди. В них нет ничего непонятного, странного, да вообще, о каких странностях речь, если молочника Тевье играл Евгений Леонов, прямо еврей из евреев. Но если на момент 1989 года идиш-культура галутных евреев (евреев в изгнании, рассеянии) была далёким ретро, хотя её ещё многие помнили, то нынче это решительный антиквариат. Типажи Шолом-Алейхема ушли в прошлое, на идише мало кто говорит, остались лишь словечки вроде всем известных «лехаим» и «мазл тов». Поэтому еврейские краски в новой «Поминальной молитве» воспринимаются примерно как испанский колорит из Лопе де Вега — что-то выразительное, занимательное, театральное. В своих стилизованных чёрно-белых одеяниях эти евреи увлекательно пляшут, отчаянно смешно шутят, но сквозь театральный «еврейский маскарад» то и дело просвечивают вечные типы. Да, конкретные типажи Шолом-Алейхема ушли, а суть их человеческая осталась.

В своё время меня просто поразил Александр Абдулов в образе афериста Менахема-Мендла с его перчатками, болтающимися в рукавах на резинке, лихорадкой идиотического предпринимательства, жаждой жизни и неиссякаемым лукавством. В реконструкции Менахема играет Иван Агапов, задорно и вдохновенно, но Агапову с его эксцентричностью, что называется, на роду написано играть чёртушку-проходимца, а назначить на эту роль Абдулова — это было оригинальнейшее решение Марка Захарова. Чтобы делать такие нестандартные назначения, надо быть настоящим, большим режиссёром, а восстановление, конечно, идёт по принципу подобия — основной состав исполнителей напоминает прежних. Это не значит, что перед нами «театр теней». И жена Тевье — Голда (Олеся Железняк), и мясник Лейзер-Волф (Владимир Юматов), и урядник (Павел Капитонов), и плотник Степан (Станислав Житарев) — полноценные сценические образы в ленкомовском броском эстрадном стиле, просто воссоздавать — это одно, а создавать — это несколько другое.