В глазах Стаса промелькнул осколок острого сожаления, и он погладил ее по волосам, как ребенка.
— Ну-ну, светлая моя, не расстраивайся. Поплачешь в подушку два дня и вернешься к расписанию. У тебя ведь вся жизнь по сценарию. Хоть «Оскара» давай.
— Мы можем звонить друг другу, — с надеждой предложила она, прислонившись щекой к его белой рубашке.
— Не нужно. Если я увижу тебя или услышу голос, то все брошу и помчусь в Москву, чтобы проверить твой график и отогнать поклонников… Саша… Ты мой самый близкий человек, хочу, чтобы ты это знала. Если у меня все получится, то я вернусь. Буду нянчить твоих детей и слушать нытье Владимира.
И в этот момент в Сане что-то надломилось — тот панцирь, которым она покрыла когда-то свое сердце, отгородившись от Стаса. Хотелось умолять его остаться, но это желание было настолько эгоистичным, что так и не сорвалось с языка, оставив горечь во рту.
Давным-давно глупая девочка Санька сказала своему телохранителю, что всему свой час — и любви, и делу. Сейчас было время Стаса строить будущее, и она не имела права тащить его назад. Ему выпал шанс начать новую жизнь, впервые пойти той дорогой, которую выбрал сам.
— Да, все правильно. — Ее била мелкая дрожь, и внутри, и снаружи. — Счастливого тебе пути, Арес.
Она развернулась и в отчаянии потянула за ручку, ища выход из душевной темноты, но Стас, грубо выругавшись, рванулся вперед и захлопнул дверь предплечьем, касаясь грудью полуголой спины Сани.
— Ну зачем ты так? — с упреком спросил он. — Если не хочешь, чтобы я уезжал, только скажи. Я останусь в Москве, буду и дальше ходить за тобой тенью. Ты ко мне привыкла, это нормально… Саша… Я тебе слишком многим обязан, попроси — и я никуда не поеду.
Она не смела к нему повернуться. Одно слово — и начнет рыдать, упадет на колени.
В Сане умещалось много недостатков, но она никогда не была неблагодарной. Стас отдал ей год жизни, ограждая от опасности, помогая пройти через трудные времена; без него дело Василевского рассыпалось бы, тот успел бы улететь за границу, и кто знает, сколько проблем он создал бы в будущем их семье.
Саня для начала могла хотя бы сказать «спасибо» Аресу. Но слов не хватало, губы дрожали, и несколько мучительно долгих мгновений не получалось вымолвить ни звука. И толку, что училась прощаться?
— Ты молодец, удачи тебе в Штатах, — наконец произнесла она, остро чувствуя, как его пальцы осторожно скользят по ее плечу. — Но я бы хотела попрощаться с тобой… так, чтобы ты понял, насколько я тебе благодарна за все. Мы друг другу больше ничего не должны, но… давай расстанемся с чувством… с чувством света, которое нас всегда связывало… — Голос сорвался, а Саня медленно спустила бретельку платья непослушными холодными пальцами. Первый раз в жизни она открыто умоляла мужчину о ласке. Навязывалась, унижая себя. Трезвая, и не оправдаться алкоголем… Но ей было все равно, она не могла его отпустить вот так, как будто они чужие.