Смотреть телевизор я отвыкла, копаться в телефоне неинтересно, а в комнате, как назло, нет ни одной книге, они хранятся в гостинной.
Мне не остается ничего, как вслушиваться против воли в чужой разговор.
— Я же сказал тебе, нет! — на повышенных тонах отвечает Егор, — этого не будет!
Его голос гремит, разносится по всей квартире, и я напрягаюсь невольно.
— Мне нужно поговорить с ней, — собеседник хранит спокойствие, но что-то мне подсказывает, что оно напускное.
О ком они? Неужели обо мне? Да нет, я не знаю этого человека, о чем нам с ним беседовать?
Но сердце снова колотится тревожно, я держусь за ручку двери, решаясь: выйти к ним или остаться и продолжить сидеть здесь, подслушивая?
— Кто сказал, что это нужно Еве?
Мое имя звучит как спусковой крючок, я распахиваю дверь, заставляя обоих мужчин обернуться ко мне. Мне холодно снова, пальцы ледяные, и хочется зарыться в объятия Егора, чтобы вернуть его тепло.
Я разглядываю незнакомца: он высокий, на голову выше Егора, и крупнее, хотя и Баринов выше среднего. Темные волосы, густые брови, смуглая кожа, — все это явно выдает в нем восточную кровь.
От его взгляда становится неприятно, но я заставляю себя его выдержать.
— Что вы хотели мне сказать? Кто вы такой?
Егор, глядя на него исподлобья, молчит, передавая слово. Я подхожу к Баринову, физически ощущая, что нуждаюсь в его защите, и молча беру за пальцы.
— Меня зовут Арслан. Я готов помочь тебе вернуть квартиру и отыскать тетку.
— А зачем вам это? — сглатываю внезапно возникший в горле ком, говорить с кем-то на эту тему, кроме Егора, отчего-то тяжело. А еще я не верю в бескорыстность, но не могу понять, что нужно взамен этому огромному мужчине. И неизвестность пугает меня куда сильнее.
По лицу Арслана пробегает тень. Он смотрит мне прямо в глаза, а я впиваюсь в ладонь Егора, когда Арслан произносит:
— У меня украли дочь. И это — пока единственный след.
— Не знал, что у тебя есть дочь.
Мы с Арсланом снова встречаемся глазами. Я чувствую, что меня сейчас пытаются нагнуть, и на морально-волевых вступаю с ним в борьбу, не собираясь отводить взгляд или сдаваться.
— Я и сам узнал об этом недавно, — цедит нехотя. Ирония судьбы, по-другому не скажешь. Мы с ним по два разных угла ринга, у обоих дети, которых мы хотим защитить, только его просьба — это слишком огромные риски.
Для моей Евы, которая вот-вот согласится на все условия, даже не думая о себе. Потому что она уже пропитана материнскими инстинктами, против природы не попрешь — оттуда и желание защищать ребенка, даже если он чужой.