А он перекладывает телефон в другую руку и освободившуюся ладонь кладет на мой живот, под грудь. Я ощущаю приятную тяжесть, успокоительную, на которую моментально реагирует сын. Его движения мягкие, почти сонный толчок, похожий на ленивое «привет, пап».
И от этого его сонного потягивания, от потемневшего глубокого взгляда Егора, у меня мурашки толпой бегут вдоль по позвоночнику.
— Я понял тебя, Арслан. Подъеду, — Баринов заканчивает разговор, сути которого я так и не поняла, но мне и не важно. Он прячет телефон в карман, а потом наклоняется и целует живот сквозь ткань.
Так неожиданно, искренне, совсем неуместно, только это — самое необходимое мне сейчас, я касаюсь осторожно его макушки чистой ладонью. Ощущаю пружинящую жесткость его волос, на солнце они отливают золотом.
Интересно, у нашего сына будут такие же? Я хочу, чтобы он вырос похожим на Егора. Никогда в жизни ни один мужчина не казался мне настолько красивым и органичным, как Баринов.
Где-то в детских воспоминаниях остался образ отца, и тот, скорее, не из памяти, а по оставшимся фотографиям. Когда-то идеалом внешности я считала папу, но это было давно, а после встречи с Егором остальные мужчины и вовсе перестали существовать. Поблекли, перестали существовать.
— Пойдем отсюда, — говорит он, убирая руки и греющее спокойствие вместе с ними. Без его объятий я как будто пустая, неполная, мне хочется снова прижаться к нему, чтобы вернуть это ощущение. Но мы и вправду выбрали неподходящее место.
Егор поднимается, отряхивая штаны от сухого мусора, помогает встать мне. Машина, стоявшая на солнце, прогрелась до невозможной духоты, Егор открывает окна, включая кондиционер на полную мощность.
— Тебе нужно куда-то ехать? — спрашиваю тихо. Егор задумался о чем-то, взгляд направлен внутрь себя, и мне приходится задать вопрос во второй раз.
— На работу я уже безбожно опоздал, — усмехается он, — есть плюс в том, что я собственник. Можно прогуливать и за это тебя не лишат зарплаты.
Я улыбаюсь слабо, серая темнота здания за спиной не дает до конца расслабиться, я все еще ощущаю этот холод.
— Садись, машина остыла.
Мы выезжаем за шлагбаум, и только когда несколько километров разделяют нас с этим зданием, я позволяю себе до конца расслабиться, хотя это ох как не легко. Напряжение, словно давящая пружина, сидит внутри.
— Мы едем не домой? — когда мы проезжаем поворот к дому Егора, интересуюсь я. Своими планами он так и не поделился, приходится спрашивать самой.
— Заедем в одно местечко, потом я тебя отвезу.
Этим местом оказывается торговая галерея. Длинные ряды витрин, в которых выставлены наряженные манекены, и цены здесь совсем не позволительные. Егор останавливает автомобиль, отстегивает ремень, а я сижу, не шевелясь. Зачем он привез меня сюда?