– Гетман! Твои казаки нависают за нашим левым флангом. Как только татар опрокинем и по степи всех разгоним – нападайте на орды и рубите. Оттягивайте их на себя, не давайте вмешаться в сражение, пока мы османов не разобьем. А дальше преследуйте неутомимо, гоните всю ночь. Истребляйте их, где только сможете, и покуда в силах будете.
– Исполню твою волю, государь!
Пожилой казак с хитринкой в глазах, не столь роскошно одетый как стоящие рядом с ним московские бояре, поклонился, опустив руку с зажатой в ладони шапкой.
«Жест символический! Хитер, шельма!
Осознал уже, что выбора у него нет по большому счету. Никто за ним наследственное право на гетманство не признает, даже польский король, которому Ванька по весне отписал. А списочек с грамоты той у меня в руках – вон Мазепа глазки свои подлые закатил, шпион патентованный. За глотку я тебя взял, но хватку ты еще не ощутил.
Под Москву лечь ты не хочешь, если сторону ляхов или османов примешь, то тебя собственная старшина, среди которой моих доброхотов много, в мелкие клочки растерзает.
Ладно, я с тобой договариваться позже буду, сейчас надо действовать, победы над турками добиваться».
Юрий повернулся к князю Голицыну – тот всем своим видом демонстрировал, что полностью согласен со всеми царскими приказами, выполняя все прежние договоренности…
Казы-Кермень
7 июня 1680 года
– Держать строй! Держать!
Есаул Степан Алексеев громко командовал, почти кричал, старательно надрывая глотку – чтобы стрельцы услышали его приказы. За эти полгода он почти без отдыха всячески натаскивал новобранцев, которых было без малого две сотни – почти половина личного состава батальона. И сейчас видел, что труды его окупились сторицей – все три роты стрельцов, вооруженных штуцерами, действовали слаженно, продвигались вперед быстро, и при этом давали в минуту один, а то и два залпа.
Дальнобойные пули буквально косили турок – три сотни нарезных ружей в умелых руках являлись страшным оружием, могущество которых на поле боя оценили по достоинству.
– Первая шеренга с колена, вторая стоя! Целься! Огонь!
Сотник Никифоров взмахнул рукой, громко крикнув – его рота из девяти десятков стрельцов, вытянувшаяся длинной линией, окуталась густым пороховым дымом. Через несколько секунд последовал слитный залп слева, а потом и справа – две других роты также старательно расчищали путь перед собой, опрокинув визжащих людей в красных одеяниях.
– Заряжай! Первая шеренга – примкнуть штыки! Добить неприятеля! Янычар в плен не берем!
Таковы жестокие реалии войны, в которой уже установились суровые, написанные кровью правила. Во время стремительной атаки, когда стрельцы проходят с боем больше трех верст в час, нецелесообразно связывать продвижение вперед пленниками. И оставлять живого врага в тылу тоже нельзя – велик риск получить пулю в спину. Тем паче, когда перед тобой янычары – те жалости и пощады никогда не просили, так как сами милосердия к противнику никогда не проявляли. Тем более к нечестивым гяурам, которых за людей не принимали – так что долг платежом красен!