Улыбнулась и чуть не ответила мужчине: «Не нервничай».
Потом вспомнила, чем все закончилось в нашей переписке, когда я так неосторожно выразилась.
Как сапер на мине, ей-богу.
— К Анечке, — прошептала, прикусывая ему мочку уха. — А завтра у меня бассейн, прикинь.
— Жопа с ручкой ты, — пробурчал он в ответ.
— Эй! — возмущенно хлопнула его по плечу. — Сам ты жопа, Новый год!
Опыт с Антоном научил меня сразу пресекать моменты, которые мне не по нраву и показывать мужчине, что я не приемлю даже в шутку такие обращения.
Казалось бы, с невинных вроде шуточек могут начаться жесточайшие подъё*ы и унижения.
— А по жопе? — продолжил в том же духе он.
Еще не понял, что мне совсем не смешно сейчас.
— Федь, — отстранилась назад и посмотрела ему в глаза.
— Не дуйся, деловая колбаса. Я просто не хочу ни на минуту расставаться. И не называй меня Федей, — притянул меня обратно, целуя в макушку.
— Странно, — рассуждала я вслух. — Может ты не Федя вовсе? Почему ты запрещаешь звать себя по имени? Мне оно очень-очень нравится. Редкое, нераспространенное. Намного лучше, чем Саша с Уралмаша или что ни рожа, то Серёжа. Я бы очень хотела обращаться к тебе по имени, можно? — срывающимся от волнения голосом спросила его.
— Можно, если осторожно. Не злоупотребляй, Ев, — хмыкнул он. — Мне оно, в отличие от тебя, тупо не нравится.
— Бьен, мон женераль!* — засмеялась я.
— Что за хераль ты сейчас сказала? — вопрошал с напускной строгостью.
— Жетем, фур̘ия*, - уже в открытую сказала ему, опрометчиво надеясь, что французского он не понимает.
В правильности произношения последнего слова я сама до конца не уверена. При аудировании отчетливо услышало что-то похожее на наше слово "фурия", только с традиционным грассированием буквы "Р".
Соскочила с его колен, деловито интересуясь:
— Ты наелся? Я уберу?
— Угу.
— Кофе остывает, — кивнула на чашку. — Пей.
Мою посуду, потом убираю лоток Черномырдина, одеваюсь.
— Сколько ты будешь заниматься по времени? — спросил меня Федя, когда мы уже подъехали к студии растяжки.
— Час.
— Хорошо, я пока в супермаркет сгоняю тогда, — удивил меня он. — В двенадцать жду тебя здесь.
Открыла рот, слегка опешив, а он поцеловал меня в губы, словно пресекая возможные возражения.
— Мне работать еще, — вздохнула, когда он отпустил мои растерзанные губы, пытаясь донести до него, что я через час все еще не буду свободна.
У меня в отличие от него работа, ежедневная, без отпусков в ближайшее время.
— Мне исчезнуть? — опять продемонстрировал складки меж бровей.
— Просто, — растерялась я.
Разозлилась. И на себя, и на него. Какого черта? Что я мямлю-то, дура? А он? Реально не понимает?