— Потому что у вас грязь лишь на обуви, а не на штанинах. Поверьте, я хорошо знаю Лорнак.
— А почему вы решили, что я… Скажем, не являюсь завсегдатаем какого-нибудь борделя?
— Потому что вы негативно отнеслись к слабости своего телохранителя. Я не думаю, что вы когда-либо в жизни вообще пробовали пользоваться услугами ночных фей. Это вновь подтверждает то, что если у вас есть любовница, то отношения с ней завязались уже давно, и вы не воспринимаете её как разовое развлечение на стороне.
— Хм-м-м… — В глазах Гарри Хинчина мелькнула растерянность. — А что касается моей жены… Вы, ещё не поговорив со мной, вот так сразу заявили, что у неё есть любовник. Это всё-таки была шутка или нет?
Я поморщился, не желая отвечать совсем уж правдиво. Это не было шуткой, скорее проверкой. Мне не хотелось говорить господину Хинчину, что если бы он действительно любил свою жену, то прошёл бы мимо спятившего магически выгоревшего нищего, утверждающего, будто у той есть любовник. Ему бы было до газового фонаря мнение какого-то постороннего человека, но вместо этого он напрягся, резко обернулся и потребовал повторить услышанное.
Удивительно, но так часто делают люди, которые испытывают надежду. Они действительно хотят услышать нечто конкретное. Так некоторые толстушки в погоне за стройной фигурой готовы ежедневно слушать один и тот же комплимент о сброшенной паре-другой фунтов. И им это совершенно не надоедает. Выгоревшие маги ежемесячно приходят на осмотры к врачевателям и раз за разом переспрашивают: «Моя аура не поменялась? Может, кокон стал чуть ярче?» А заступающие на утренний пост жандармы уточняют у предыдущей смены: «Есть новости?» — и получают стандартный ответ: «Новостей нет. Ночь прошла спокойно». В те редкие случаи, когда всё-таки на улицах Лорнака случается что-то из ряда вон выходящее, этот вопрос обычно не требуется.
— Какая разница, было это шуткой или нет? На вашем лице среди изумления и гнева отчётливо проступило раскаяние. Морщины вот здесь и здесь. — Указал пальцем на лоб мужчины. — Это значит, что вы давно подозреваете, что у жены есть любовник, и считаете, что сами толкнули её на измену. Ваша холодность, отсутствие внимания…
— Да, действительно, всё именно так, — собеседник вздохнул. — И я совершенно не представляю, что мне теперь делать. Аннэт много лет была хорошей женой. Доброй, любящей, заботливой. Она родилась в обычной крестьянской семье, окончила первые восемь классов в приходской школе, её отец — священник в местной церкви. В день нашего знакомства я тестировал разрабатываемое покрытие для колёс, которое позволяло бы повозкам быть более устойчивым на мокрой дороге. Я настолько увлёкся экспериментом, что не заметил, как отдалился от Лорнака и заехал в небольшую деревню. Уже смеркалось, и сил возвращаться домой не было совершенно, к тому же запряжённая в повозку лошадь подвернула ногу. В тот вечер Аннэт шла пешком по той же дороге и, увидев меня, предложила переночевать в доме её родителей. Возможно, это покажется вам странным, Кай, но в сёлах люди живут проще, чем в столице, и такое предложение не считается чем-то из ряда вон. Помочь путнику, накормить, приютить на ночь — почему бы и нет? Тем более у меня при себе была пара десятков синнитов, которыми я отблагодарил семью Аннэт. Как-то так получилось, что мы влюбились друг в друга без памяти. Как я уже говорил, отец моей супруги оказался священником, а потому даже обычный поцелуй между неженатыми людьми воспринимался ею как тяжкий грех. У меня вообще сложилось ощущение, что она искренне верила, будто от поцелуя могут получиться дети.