К концу рассказа плечи пожилого мужчины совсем поникли, что говорило о том, что я попал догадкой в точку. А ведь если бы не поведение и мимика этого человека, то я бы ни за что не догадался об истинной стоимости вещей на витрине. Кто бы ни создал подделку, она получилась очень качественной.
— Всё верно вы говорите, господин Ксавье. — Спустя какое-то время старик, наконец, взял себя в руки и смело посмотрел мне в глаза. — Надеюсь, вы теперь понимаете, что я не могу продать вам эту булавку.
— Нет, теперь вы должны понять, что просто обязаны мне её продать, — усмехнулся я в ответ.
— Что?!
Стыд сменился растерянностью, а на его место пришло изумление.
— Продать за пару фэрнов. Думаю, это хорошая цена.
Несколько секунд старик молча смотрел, пытаясь вникнуть в суть сказанного.
— Пару? Да, бриллиант — фальшивка, но позолота-то настоящая! Пятнадцать фэрнов и ни синнитом меньше! — как истинный торгаш вновь вступил в спор собеседник. Его глаза блеснули алчностью, а я даже восхитился наглостью профессионального лжеца.
— Сколько вы рассчитывали стрясти со страховой в случае, если вас всё-таки ограбили бы, а? Тысячу? Две? Три?
Судя по тому, как дёрнулся левый глаз мастера, я угадал.
— Отдайте мне эту безделушку за два фэрна и разойдёмся миром. Я ничего не скажу жандармерии, а вы отделаетесь всего лишь лёгким испугом.
Несколько секунд старик сжимал и разжимал кулаки, а потом резко открыл витрину и вынул ту самую булавку.
— Забирайте и убирайтесь отсюда, господин Ксавье, — буквально выплюнул он мне в лицо.
Я молча положил монеты на витрину, взял фальшивку, наощупь вставив её в свой шейный платок, вышел из ломбарда, как вдруг со всего маху кто-то влетел в моё левое плечо. Тупая ноющая боль пронзила руку, мелькнула огненно-рыжая голова какого-то нахала. Я потянулся, чтобы растереть место удара, как внезапно замер.
— Мэт?!
— Кай?!
На бесконечно долгое мгновение, что длится между двумя ударами сердца, мне показалось, будто мир вокруг застыл как муха в прозрачном янтаре. Перестали ржать лошади и сигналить автомёбиусы, прекратились визги малышни, играющей в салочки, даже солнце прекратило нещадно нагревать каменную улицу. На таком знакомом веснушчатом лице Мэта отразилась смесь неподдельного удивления и счастья. Но миг прошёл — и на меня разом навалились все звуки улицы, душной волной налетела смесь запахов и пыли, где-то вдалеке забили в медные колокола.
Взгляд Мэта скользнул по моему костюму, задержался на шейном платке и булавке с вычурно огромным драгоценным камнем. Мальчишка, хотя сейчас уже язык не поворачивался назвать его этим словом — слишком вытянулся за эти полгода, — вызывающе скрестил руки на груди и, прищурившись, выдал: